Однажды шарманщик полено взял, рубанком провёл черту,
Из дерева сына себе сваял, поверив в свою звезду.
Старик понимал: на дворе февраль и вряд ли придёт весна,
Но верил: способна осилить сталь, что дать не смогла жена.
Нетрудно представить: подвал, очаг, и даже сверчок в тоске,
А старый шарманщик свою печаль строгает на верстаке.
В унылой каморке живёт один, уже не один сезон.
Соседи думают: нелюдим, а он до сих пор влюблён.
Враждуют творчество и любовь, от века до наших дней.
И первое сколько не славословь, вторая всегда главней.
Нетрудно сухое полено взять и в дерево жизнь вдохнуть,
Любимую женщину удержать сложнее – и в этом суть.
Несложно безмолвно творить и ждать, оставив открытой дверь,
А можно при жизни легендой стать, но есть ли в том смысл теперь?
Антоним безжалостных горьких слов – свидетельство мастерства,
Когда я кричу, что мертва любовь, оно говорит: "жива".
Любимая, слышишь, слова пусты! Ведь слово, по сути, ложь.
Язык не способен произнести надежду, что ты придёшь.
Язык не способен сказать тебе, что я без тебя бревно,
Ведь в нашей с тобой непростой судьбе мне место отведено.
Рубанок возьми, по живому режь, уж лучше так, чем в огонь,
Ведь если зияет под сердцем брешь, не будет играть гармонь.
Я буду заложником тёмных углов, подвалов и волшебства.
Когда для любви не хватает слов, нужны ли вообще слова?