Полудня разменяв суровый эшелон
И пепла россыпь досчитав до окончанья
Я с братом на скамье пишу в словах
О предстоящем разговора ветре в волосах,
О пропасти всех лет неслышном верещанье,
Одевшей нового порядка капюшон.
Клочок бумаги отложив в карман,
Уехал в стольный град, не зная,
Когда смогу что-либо рассказать
О том, что некому воззвать
На уровне столетий скомканного края
И некуда лететь, создав из праха свой биплан.
И через треть периодической Луны вернулся,
Дождем не призывая старых пустозвонов
Создать все снова из очерченных ветвей.
Я много лет не вспоминал о ней,
Перетирая кожу вымерших бизонов,
В которой ум мой в век чужой проснулся.
Так много верст! И я молчать
Обязан, ибо знаю, что вино
Не высохнет, прикинувшись мне кровью.
И проще просочиться разноцветной солью,
Чем знать прекрасно — все равно
Я не о той рожден вздыхать и небеса качать.
Но время мне не мыслит выстроить заслон —
Стал договор бревенчатой аптекой
Ждать темноту, забыв о звездах. В ночь
Иду, не понимая, как толочь
Бессмыслицу, рожденную калекой,
Неверующую в час, как в смерть — фотон.
Но я узнал... Не ту и не тогда. И странно,
Что жизнь идет так быстро, обнажая
Великое воззвание к подстрочным
Истинам и трубам водосточным,
Идя к местам погибельного урожая,
Рекой где притворяется обыденности ванна.
