Подо мной два десятка захваченных сумраком этажей.
Я стою на краю парапета без тени дыхания и движений,
Отмечая границы вселенной, закованной в рамки ночного города,
Где буквально любой переулок названием ранит горло.
Двадцатью этажами ниже — асфальт и ручьи дождевой воды.
В ней цветными разводами — кровь и бензин. Сигаретный дым
Застилает туманом пропахшие горечью джина улицы.
«Доктор, вы можете мне помочь?» — издевается Меттью Шульц,
Облекая падение в бездну в такой неуместно весёлый мотив.
Для погрязшего в хаосе города солнце ещё никогда не светило,
И за каждой из кучи дверей то бордель, то дешёвый бар,
Где легко расплатиться и налом, и выбитыми зубами.
Я стою, понимая, что ветер порывом легко меня сбросит вниз,
Но мне виден отсюда весь город, вся ночь — далеко и близко.
И как будто лежат на ладони постыдные тайны глухих дворов,
Отголоски пороков, укрытых за наглухо запертыми воротами,
Перекличка сирен и свистящей в погоне резины, стрельба и смерть.
А внизу подо мной утомлённая девочка в танце неспешно вертится,
Развлекает гостей, у которых полно порошка и денег.
Им готовят приватную комнату, где она только для них разденется,
И животная похоть затопит их.
Я покидаю крышу.
В лабиринте прокуренных улиц я словно покрытая смолью мышь.
Не солдат и не бог, не бедняк, не богач, но огромный город
Как империя тьмы, что я, стоя на парапете, к земле придавил ногой.
