«Я уеду жить на море. Убаюкивать закат.
Там у дикого прибоя ветер салит звездопад.
Чайки будучи не в духе рвут кайму солёных волн.
И песок, трескучий улей, жалит солнцем и теплом.
Я забуду рёв тревоги, за окном шум мостовой.
В небе ночи близоруки – ковш медведицы пустой.
Буду спать под брызги пены вместо выхлоп автотрасс.
Кожа станет загорелой – глянец шоколадки Mars.»
Разобрать бы все отчёты, проволочки сдать в утиль.
Отпуск скоро, дни на счёты. Море – главный ориентир.
Шторм бушует. Ветер злится. Форс-мажор. Начальство. Гнев.
Надо ж было приключиться – от налоговой запрет.
Год прошёл. Как кот сметану будни слизывают жизнь.
Дом подобран. Чемоданы намекают «Продержись».
Кризис. Новый. Сбережения сжёг пожаром на раз-два.
Дяди в форбсе в напряжении. А до нас то им едва..
Снова офис. Снова тёрки. Снова календарный день.
Море ждёт. И кромкой ломкой отмеряет дни потерь.
На исходной паспорт, сумки, под окном чадит такси.
Вдруг звонок, везут с инсультом маму в городскую 3.
Забываешь всё на свете. Море точно подождёт.
У палаты братья, дети дни и ночи напролёт.
Год бежит за ним и третий. Утряслось. Как Бог послал.
Покупаю дом намедни, устремляясь на вокзал.
«Я уеду жить на море. Убаюкивать закат» –
строчки в дневнике знакомом воплощаются здесь в факт.
За спиной стучат баулы, отмеряя близость волн.
Резкий шум. Удар. След Юза. Крики, вопли на весь двор...
Пошумела жизнь под шиной и закончилась, застряв.
«А на море брызги пены. За окном шум автострад» –
шредер измельчает мелко. Слóва в жизнь не разобрать.
Офис тарахтит как белка в колесе авралов, дат.
Чайки как всегда не в духе, рвут кайму солёных волн.
В небе ночи близоруки, ковш медведицы вдруг полн.
В нём звезда сияет с блеском, не впадая в звездопад –
и на море и над Невским убаюкивать закат.
