И больше ночь не скроет ничего.
Не жаль сапог в петле казненным.
Я с отвращением любуюсь на него,
А он мне в зеркале все рожи корчит обозленно.
А он кричит обидные слова,
Презрительной плюясь в лицо улыбкой.
Кривляется большая голова,
Фаготом ржет, да плачет скрипкой.
Он пьян. Стоит под красным фонарем
И ссыт на гневно взвизгивающий поезд.
Он был себе и мамкой и отцом,
Он был. Пока не пропил совесть.
Он на облупленных стенах парадных
Писал ночами песни о любви.
Он сделал шаг, как будто так и надо.
А Кто-то крикнул: - "Не уберегли!"...
И этот Кто-то в голос выл над прахом,
И грязной лапой слезы мазал по щеке.
Пока в последний путь волок его в одной рубахе,
Он ржал фаготом.
Рожи корча мне.
