Питту́рой мысль тощавая болит;
Давно цевница на́ ухо шептала
Мне гласом чистым мелос, всё велит
Слагать стихи уж мне душою, талой
Всё тем теплом, даяньем, вольным нам,
Чтоб ведать бегло, чуждо всем искусство,
Дарить сей гений нынешним летам:
И золким всем, и морным, едким, грустным;
Да пусть вовек не тлеет тяжко муза!
Плэнер из уст является наружу
Той плавной речью, что других светлей.
Авлосом ворошить скупую душу –
Не это ль есть пиита апогей?
Лиризм – в гною́ холодный вкус той сласти,
Что корчит тьму красотами сердец,
И знает праведность; к греху несчастен,
Что для «глухих» уж не велик поэт,
Что для «слепых» художник – не венец.
Свои я вирши сочиняю горстью,
Нелепо скрючась над седым листком,
А велий твой гризайль в тенях всё чёрен,
Но сколько в этом вижу ангельских цветов.
Не знаю я тона́ картинных див,
Чужда палитра, жухлость и натура;
Хотел сирингу променять на кисть,
Но лишь на свет Эвтерпа мне лазури
Красот казала речью в кислых смурях.
Эстампом мрачным вижу сочный мир,
Но образ сей лишь Ты наполнишь светом.
Читаю смыслом полные стихи,
Не как казисто пишут все эстеты.
Талантлива этюдом и панно.
Красноречив глаголом и мечтами.
Дышать искусством ввек нам суждено.
Ты пишешь эйдос тонкими кистями,
Так я творю душевными словами.
