Кирилл Яковлев

В душе моей, больной и несуразной,
Встревоженно плачевница-струна
Трепещет шёпотом, но неустанно
О чём-то молится она.

Мне и слава не нужна,
И венец себе оставьте:
Лишь бренчала б ты с утра
На избитой мною арфе.

Рассвет из кромки чужедальней брезжет тускло,
И, рассыпая всюду огнь,
Он в мире светозарную разносит удаль,
А сам – болезнен, сер и блёкл.

На сухом пустополье, заброшенном Богом,
Где и время застыло, исчезла и жизнь,
То бесхозное тело, гниющее годы,
Окроплённое ливнем, томится в глуши.

Где-то там… далеко… бороздит тишину
В поднебесье набат грозового ненастья,
А я внемлю роптанье его и мольбу
Ожидавшего злата осеннего казни…

___Пушкину Александру Сергеевичу___
Как ж день в миру лучится достославный!..
Зарёй почтенно утренней залит…
И всюду говор вящий, неохватный,

По просторам бесчасье настлало мертвенность;
С неба морок низводит безликую тьму,
И склонились измученно хворые древа,
Как седые ракиты ниц листвие гнут.

Ante scriptum:
Вы посмотрите на себя и желчный гомон
Неистовых тех гласов умиротворите,
Взгляните же – премилый стебелёк изломан…

«Всяко даянiе благо, и всякъ даръ совершенъ свыше есть…»
(Иак. 1,17)
Утратив пылкости в душе желанье,
Бразды сердечные я побросал;

Мы плачем под смурной берёзой
И опекаем смурь и глушь
Своей тоской глухих влюблённых,
Хоть стылых, но западших душ.

Питту́рой мысль тощавая болит;
Давно цевница на́ ухо шептала
Мне гласом чистым мелос, всё велит
Слагать стихи уж мне душою, талой

I.
В низинах стлалась трепетная зыбь,
В камнях щерблённых тверди взморья, фьорда.
К утёсу ко́нем шёл волны изгиб,

Заверти вихри в чахоточной темени
В зимнюю падеру зенки соловые
Портят унынием тусклым в безвременье,
Где́ мне сипуга бьёт брови махровые.

В душевном порханье под флёром тумана
Блуждаю по гати, побитой шургой;
Молочная дребь мне казалась нирваной,
Пока не пронёсся град буйный бедой.