Отец и я – родным ли быть чужими?
Но рознит нас Нагорный Карабах.
Отец ел виноград зелёный в ЖиМе1,
А мне оскомина досталась на зубах.
Отец упрям в безудержной защите:
“Завоевали деды вам житьё,
Теперь – черните! Лайте, клевещите
На бедное Отечество своё!”
Он знать не хочет, что страна Уганда
Не покупает наши “жигули”:
“Тойоты” им! Да это пропаганда!..
Заелись держиморды-куркули!”
Кричу ему: “За что же сотни тысяч
Легли в афганский траурный гранит?”
А он в ответ: “Вас нужно крепко высечь,
Чтоб помнили путчистов и Мадрид!
Пока вы танцевали ваши танцы
И тренькали в подъездах до шести,
В Афганистан “друзья американцы”
С ракетами готовились войти”.
Отец суров, безжалостно-неистов,
И речь его течёт в меня рекой.
Он в пух и прах честит капиталистов
И всех “врагов” готов “своей рукой”.
Не воевал, к наградам не представлен,
Но чхать хотел на все слова про культ:
“Доверчив был к врагам товарищ Сталин,
А как узнал – хватил его инсульт”.
Был в детстве в Дюссельдорфе и Дахау,
Дом разбомбил усатый вурдалак,
Его сестру сгубили вертухаи,
Его отца отправили в Гулаг.
Ах, отче милый! Сотня колоколен
Не отряхнет младенческий твой сон.
Обман – болезнь. И ты, конечно, болен
Морокой замороченных времён.
Не знать тебе вовеки исцеленья
От рабострастной этой простоты.
Мне жаль тебя, больное поколенье:
Генсек не умер. Сталин – это ты!
(1989)
1"Парк ЖиМ" - парк живых и мёртвых. Так в Воронеже в советские годы неофициально называли место, где в 1968 году на месте старого, снесённого, городского кладбища местные власти разбили парк с танцплощадкой, фонтаном и увеселительными аттракционами по выходным. В 1972 году здесь было построено здание городского цирка. От бульдозеров и экскаваторов городских властей возмущённым жителям удалось сохранить только могилы членов семьи и самого поэта Алексея Кольцова. Дом семьи поэта, однако, отремонтирован и... превращён в ночной клуб. Прим. авт.
