в больнице прохладно.
и тёти в халатах белых
так смотрят, что хочется спрятаться, вжаться в стену,
как будто иначе мне станет намного хуже.
и мама расстроенно входит в их кабинет.
врачи говорят ей: полгода (я их подслушал),
полгода на всё и про всё, лишь полгода в лучшем
из случаев; так получилось, и мир разрушен,
и все, что мечталось, теперь будет значить «нет».
домой так не хочется: в небе рябые волны,
в них звезды уронит потом молодая полночь,
а те после вырастут — и расцветёт луна…
но звезды и лунный цветок я увижу вряд ли,
ведь мама не хочет смотреть, она не в порядке,
всё из-за меня.
вот бы ей это всё не знать.
мы в прятки играем с закатом среди подушек;
темнеет.
и мама мне шепчет сквозь слёзы: слушай,
пускай говорят, что хотят, тебе станет лучше,
не думай о том, что услышал, ведь всё не так:
скажу по секрету — детей, что земля отторгла,
к себе позовут духи снега, драконы шторма,
в себя примут небо,
и ветер,
и высота.
настанет момент, и откроются двери дома,
что было дорогой, то станет аэродромом,
что было далёким, приблизится во сто крат.
и твой проводник, твой оранжевый самолётик
тебя унесёт в те края, где ни боль, ни тёти
в халатах седых, словно смерть, не найдут твой храм.
она говорит так три месяца каждый вечер,
в больнице меня обнимая при каждой встрече,
и кажется: мама — извечное навсегда.
а тёти в халатах бормочут: никто не вечен,
и мне остаётся смотреть за окно и ждать.
сегодня поставили ёлку.
а в полночь праздник,
полгода почти на исходе, но небо дразнит,
синея в экране, в картинках из чьих-то книг,
но только не там, где я жду его каждый полдень,
как будто от веры придёт оно и наполнит
оконный проём от одних до других границ.
ложиться не стал; Марк сказал, что дождётся Санту,
и вместо заказанных летом ещё подарков
попросит его:
себе — ноги,
и маме — сон.
и Петер решительно стал дожидаться тоже,
пусть вряд ли он мог получить себе новой кожи,
но если и нет — это стоит таких часов.
пускай это всё не молитва, зато о чуде
звучит эта песня на разные голоса.
и ночь наступает, стреляя из всех орудий,
так ярко, что небо светлеет за полчаса;
в его парусах мы и сможем дождаться штиля.
пусть страшно и больно — но я продержусь, я сильный.
вот, правда, подарков ждать сидя не смог и лёг.
пока на ладонях горят узелки из линий,
я вижу сквозь мутные стёкла, как в небе синем
летит, кувыркаясь, оранжевый самолёт.
