Я не буду врать, что был на ТЕХ полях и лугах.
ТЕ имена — на ползвука мне не знакомы.
Я не буду лгать. Я вообще не умею лгать,
Хотя плевать хотел на любые законы.
Знаешь, мне было бы невыразимо легко
Отрастить ещё одно — к моим двум дюжинам — сердце.
Но я лучше буду смотреть, как цветёт левкой
На МОИХ холмах — одна тысяча двести сербских.
Ты бы даже увидела в тонких руках свирель,
И в глазах отражается пламя твоей лампады...
Но я лучше вспомню, как свиристит скворец
У МОЕЙ тропы к Райхенбахскому водопаду.
Этих древних сказок сладок хмельной коктейль.
Пусть оставит скульптор в медной своей болванке,
Как играли в пятнашки с сине-белой сестрицей Хель,
Как не минул, Сураса, пасти твоей по дороге к Ланке.
Я в свои зиллион одиннадцать эр и зим
Не впишу тебя ни суженой, ни любимой.
Только глубже во все две дюжины меч вонзи,
Если, глаза опустив, попытаюсь — мимо.
Я зову тебя. Голос ноябрьским листком дрожит,
Пусть тринадцатый это, не трижды бессчётный вечер.
Я дарю тебе не дюжину прежних, а ЭТУ жизнь.
Я люблю тебя здесь и сейчас, на мгновенье — вечно.
