"Я — Повелитель мух"...
Егор вертел в руках чёрный кожаный блокнот. Его жена, автор слезливых женских романов, всегда все свои произведения писала от руки в блокноты.
Перед началом написания очередного опуса неизменно соблюдался особый ритуал, а именно — поездка в ближайший канцелярский магазинчик.
В магазине массово закупались одинаковые блокноты, не менее тридцати шариковых ручек, десятки простых карандашей, ну и другие мелочи, которые каждый школьник носит в своём пенале, по крайней мере, первую неделю сентября.
Окончание написания романа сопровождалось не менее эффектным ритуалом. С книжного шкафа спускалась старенькая печатная машинка "Underwood". Светозара Лучистая печатала один единственный экземпляр рукописи, перевязывала его шёлковой лентой, а затем, вместе со стопкой исписанных блокнотов, отправляла в деревянный сундук ( так назывались ящики, которые в свободное время мастерил Егор — тут пригодилось его школьное увлечение резьбой по дереву). Для издателя романы набирались ещё раз на клавиатуре и отправлялись электронной почтой. Далее сундук неделю стоял на полу рядом с письменным столом, по истечении этого срока, Егору поручалось торжественно отнести сокровище на чердак "для потомков". И Егор относил, аккуратно ставил сундук рядом с такими же сундуками и благодарил Господа Бога за то, что семь лет назад семья Пчёлкиных купила небольшой участок земли рядом с сосновым бором, а не городскую квартиру в новой высотке, иначе — куда девать все эти богатства?
Егор Пчёлкин работал управляющим в строительной компании. Поэтому быстро было организовано строительство просторного дома с мансардой и, в глубине сада, маленького "гостевого" домика. Очень скоро супруги Пчёлкины поняли, что гости им не очень-то и нужны. Гостевой домик приобрёл статус рабочего кабинета Светозары Лучистой, а на случай приезда гостей, которые, к слову, за семь лет так и не приехали, в доме имелись лишние спальни. Егор мечтал о детях, надеялся, что эти комнаты пригодятся для личного пространства будущего потомства, но любимая супруга детьми считала свои романы и настоящими отпрысками обзаводиться не торопилась.
В общем, комнаты пустовали: ни детей, ни гостей...
Ритуал. Егор хмыкнул. Он не понимал: зачем писать от руки, печатать экземпляр на машинке, а затем набирать этот же текст на клавиатуре ноута. Не понимал, но смирился. Смирился с тем, что супруга не рожала детей, смирился со странными манипуляциями во время написания романа, с дурацким псевдонимом жены — Светозара Лучистая, смирился даже с третьесортными сюжетами романов и такими же названиями: "Любовь короля и нищенки", "Дикий тюльпан в саду", "Любовь в гортензиях"...
Егор ещё раз прочёл надпись на титульной странице блокнота:
"Я — Повелитель мух ".
Странно. Всё это странно. Да и блокнот отличался от тех, которыми обычно пользовалась его жена.
— Маш, Маша! Маш, ты где? Маш, тебе не кажется, что ты выбрала неудачное название для нового романа?
Светозара Лучистая, в миру Мария Пчёлкина, не отзывалась. Телефон оказался вне зоны доступа, но Егор не беспокоился — жена часто уходила вглубь сада. Там имелась маленькая калитка, через неё очень удобно ходить в лес. Какие-нибудь метров сто пустыря и перед тобой возвышаются вековые сосны...
Вообще-то, за последний месяц Маша как-то незаметно изменилась. Стала избегать Егора. И взгляд. Взгляд любимой жены стал... коварным, что ли?
Егор постарался отогнать от себя мысли об изменениях в поведении Маши, постарался не думать о шушуканиях за его спиной местных селян и вздохах, полных сочувствия, продавщицы единственного деревенского продуктового магазина Зины. Но мысли полезли в голову ещё интенсивнее.
"Она мне изменяет!" — Пронеслось вихрем и застыло где-то в висках.
Ну, нет. Это уже совсем дикость.
Чтобы больше не думать о поведении Маши, Егор открыл блокнот в кожаном переплёте и начал читать...
"Утром по сельской дороге медленно шёл ночной герой, весь лохматый и седой и улыбался..."
Что это? Как же эти строки отличались от привычных "его трепещущие руки неумело гладили, вырвавшиеся из плена корсета, груди Жаннетты". Смутное подозрение закралось в душу Егора и расползлось липкой слизью по всему нутру. Это не могла написать Маша. Или могла?
Обеспокоенный муж побежал в сад. Недалеко от калитки, в дальнем углу участка стояла лавочка-беседка, увитая чайными розами. Егору показалось, что в беседке сидит Маша в своём любимом белом платье. Обойдя раскидистый куст гортензии, Егор Машу не нашёл. Он ещё раз обошёл этот участок сада с гортензиями и пионами, но жены нигде не было. У Егора закружилась голова, появилось чувство удушья. Впервые за тридцать семь лет здоровому мужчине стало до тошноты дурно от аромата садовых цветов. Егор поспешил к маленькой калитке, но и на пустыре ему не стало лучше. Насыщенный аромат садовых цветов сменился тонким, слегка сладковатым и весьма назойливым запахом луговых трав.
Пчёлкин начал проваливаться в пустоту...
Егор допивал уже третью чашку кофе и читал. Как он смог вернуться в дом? Как взял блокнот? Нет, Егор не помнил, он просто читал. Читал о безумце, который сильно любил свою жену и, в приступе ревности, зарубил её топором. Картинка сама всплывала перед глазами Егора во всех своих кровавых подробностях.
Захотелось курить, но сигарет нигде не было. Пчёлкин сел в машину и поспешил в магазин.
Зина выглянула из-за прилавка. На этот раз вместо вздохов она произнесла:
— Шо-то на Вас совсем нету лица. Видать, Аркашка, ирод окаянный, таки ж Вас побеспокоил.
— Аркашка?
Егор судорожно пытался вспомнить имена местных мужиков, но среди селян точно не было Аркадия.
— Ну, так то, да. Аркашка-ирод. Почитай больше сотни лет прошло. Жил он со своей супружницей аккурат около леса. Хата его стояла на пустыре, шо за Вашим садом. Да и кусок Аркашкиного сада теперь, кажись, в Ваших владеньях.
Так вот, Аркашка-то сильно любил свою Матрёну, но говорили, шо Матрёна-то связалась с Гришкой-пастухом. Аркашка и зарубил топором обоих, а тела спрятал. В тот год ещё мух тьма тьмущая развелась, так шо не особо-то Мартёну и Гришку искали, не до них было.
Гришку в лесу нашли через год, под валежником. По картузу опознали, а от Матрёны и косточек не осталось, не нашли её.
Весь год, после пропажи супружницы-то, Аркашка кусты сажал за хатой. Гортензии, пионы, розы, жасмин. Где только взял их? Видать, с барского парка на подводе привозил, что за лесом. Тут такого не было.
Времена-то смутные, революционные... А Аркашка всё говорил, шо Матрёна-то его с Гришкой сбежала, но вернётся, а он её и простит. А увидит сад, так о Гришке и вспоминать не будет.
А как нашли зарубленного Гришку, так Аркашка повесился. Про Матрёну думали, шо и взаправду сбежала, только без Гришки. Ну, как не сбежать-то? Все семь лет супружества Аркашка жену бил. Она и детей выносить не могла... Короче, после смерти Аркашки нашли косу Матрёны в хлеву, там же окровавленный топор...
Егор даже оцепенел. Это же сюжет новой книги. Как-то неожиданно пришло решение купить ещё и пару бутылок водки, других спиртных напитков в продаже не было.
— Зина, а почему Вы решили, что Аркадий нас побеспокоил?
— А как же? Семь лет прошло с последнего неупокоенного мертвяка. А Аркашка-то аккурат раз в семь лет приходит и воет. А потом мертвяк появляется.
— Какого мертвяка?
— Та, то ж любого. Алкаша из местных или какого заезжего из города. У нас мужики даже пить бросают, шоб Аркашке не попасться.
— Раз в семь лет... Воет...
— Ну, то так. Воет, хлюпает, щёлкает, шкребётся, гудёт.
А и правда, в последнее время Пчёлкины часто слышали странные звуки, которые издавал их сад, но особого внимания не обращали...
Супруги Лешукевич оценили дом, а сейчас осматривали сад. Конечно, здесь придётся хорошенько всё расчистить, спилить старые деревья и разбить клумбы. Хотя эти кусты гортензий и пионов убирать не стоит. Они как сказочные декорации расположились полумесяцем вокруг огромного и очень старого куста чайной розы, а рядом с ней рос совсем молодой кустик рододендрона..
— Дорогой, мы построим здесь сцену. Нет. Это уже сцена. Просто там, вдоль кустов жасмина расставим стулья и пуфы, а ещё маленькие столики. У нас будет собственный летний театр.
— Полина, ты под впечатлением своего дебюта, но это пройдёт. Очень скоро ты поймёшь, что этот дом лучше использовать для уединения и отдыха, а не для дополнительных спектаклей.
— Ну, зая, я же актриса! Я не могу быть без театра. К тому же, дом большой, будем там размещать гостей, а сами можем уединиться в маленьком домике, там очень уютно. Кстати, я уже знаю, какую пьесу мы поставим в нашем театре. Вот, смотри...
Полина открыла последнюю страницу блокнота с чёрной обложкой. Анатолий "Зая" Лешукевич прочитал:
" На тело ведьма покосилась и в неизвестном направленьи скрылась "...
— Зая, я сама напишу пьесу. Это будет фурор!
— Полина, где ты это взяла?
— Ну, как же! Там, в маленьком домике...
Растрёпанная женщина отбивалась от дебелого мужика с топором, потом долго бежала по лесу, но нигде не могла укрыться от мух, которые его сопровождали. Потом она падала в какую-то бездну и засыпала без сновидений. Это был верный признак того, что лекарство начало действовать, и санитарам больше не нужно было её удерживать... Эта женщина изо дня в день видела своего мучителя, мужика с топором. И ещё мухи, эти вездесущие мухи. Изо дня в день, уже больше года. Пациентка номер 16. Никак не удавалось выяснить личность душевнобольной. По её словам выходило, что она очень знаменита, но в какой сфере? Называла себя Светозарой, а ещё кричала, что Аркашка — Ирод, царь Иудеи, а иногда величала его Вельзевулом. Это он, Аркашка-Ирод-Вельзевул заставил её убить мужа. Как звали мужа женщина вспомнить не могла. Может Егор, а может Григорий... Поговаривали, что жил некий Егор по фамилии Пчёлкин в деревне Рябцево, но он не пропал, а уехал вместе с женой, а дом на продажу выставил. Примерно, через год дом купил архитектор для своей жены. Ну, а жену Егора Пчёлкина Марией звали, а не Светозарой. Правоохранительные органы никакой информацией тоже не владели. Криминала в продаже дома не было... Женщину нашли в лесу в окрававленной одежде, но в показаниях она путалась, почти ничего не помнила и явно находилась в шоковом состоянии. Как Марию Пчёлкину её никто из местных жителей не опознал. Все утверждали, что Мария— это высокая короткостриженая брюнетка, а неизвестная женщина была маленького роста со светлыми волосами. Причёска сразу в ней выдавала человека в неадекватном состоянии. У женщины явно были две косы, но одна из них обрезана или отрублена. В общем выяснить ничего не удалось...
В дальнем углу сада, что через пустырь от соснового бора, под столетним кустом чайной розы и совсем молоденьким кустиком рододендрона, лежали неупокоенные тела Матрёны и Егора...
