Ах, как приятно этим наслаждаться:
Пред мной стадами воины ложатся.
Один стрелой пронзил другого в горло,
И кровь вином пошла. О, сколько было ору!
А вон того, мой братец посмотри,
Как гадину, подняли и сожгли
На том костре, который я открыл,
Полностью и быстро поглотил.
Но нет, того мне мало, поддайте мне огня –
Да, жизнь моя убийства, вот в этом жизнь моя.
Пусть гибнет род людской. По нраву мне те муки,
Когда я вижу лица, стонущих с разлуки.
А слезы эти горя по мне как ручеек,
В котором утонуть пытался паренек,
А я тому был рад. И в мысли я проник,
Чтобы поскорее он головой поник.
И вот стою над статуей и вижу свет огней.
Что слышу я: ругается мужик с женой своей.
О, надо поскорее туда прилететь,
Чтоб сразу и немедля их ссору подогреть.
Но нет, не удалось, они уж помирились.
Лады, пойду обратно: эти здесь укрылись,
А эти (вот так новость!), почуявши беду,
Вновь присягу дали какому-то добру.
Ух, как я не терплю такого настроения:
Радости от счастья, тихого веселья.
Мое веселье вот: когда я слышу звуки,
Когда гремят орудья и отрубают руки.
Да, дьявол мое имя. Живу я бесконечно
(Пока на свете войны и ссоры есть, конечно).
Я был бы рад добрей быть, но это не мое,
А то домашним станет и дикое зверье.
Пойду, прилягу спать. Мой братец отдыхай,
Сегодня для тебя наступит этот рай:
Очень повезло сегодня для тебя –
Пришла на помощь свету родная сестра – тьма.
Лежу, уснуть нельзя – мне даже лежать скучно,
Когда везде повсюду болтают добродушно,
Признания в любви (о боже, вот же мерзость),
Как будто пред тобой лежит такая светлость.
Мой сводный брат Арес, что был недалеко,
Еще не понимает насколько нелегко
Мне быть тут заключенным в темнице доброты,
Которая приходит под властью темноты.
О, сколько людей в мире, что ждут позыва только,
Чтоб вновь учуять снова родное море крови,
Как будто все вампиры в обличье их врагов,
Готовые закончить земной людишек род.
Ну что ж, на вас надеюсь, мне было бы приятно,
Смотреть, как вон один срывается с каната,
И как его главой (отсюда мог понять),
Отрезав предварительно, ногой стали пинать.
А этот вот красавец, решившись отомстить,
Чтобы без внимания свой подвиг совершить,
Закрыл врага в избушке и печку разогрел
И, как в несчастном случае, домик тот сгорел.
Какое счастье, братец, отправить его б в рай,
Иль в школу бы искусств, чтоб преподавал.
И вот стою я снова на камне – предо мной
Возник родимый город, и что ж его судьбой –
Полгода не прошло, охвачен он войной,
Еще через десяток пылает он огнем.
О, сколько было трупов, аж, радуется глаз,
Когда лежат людишки в профиль и анфас.
А я, как дирижер, следящий за оркестром,
Должен констатировать все факты повсеместно,
Что то уже врачебно, но благо не лечебно,
В то время, как порез уже бывал смертельным.
Но вот, опять мне грустно, тоскую я опять,
Конница с пехотой поворотилась вспять.
Сказали командиры, что скоро уже ночь.
А мне куда деваться?? Не надо мне помочь?
Последняя попытка – на мысли повлиять.
«Что? Нет! Куда вы снова?» - «Мы снова воевать!»
«Отставить я сказал. Слушайте приказ,
Вражеской той крови сегодня хватит с вас!
Приказ мой – образумиться!»
«Да ладно, образуется!
Пойдем туда в атаку, вернемся - отдохнем»
«Родителей забыли, детей, родимый дом», -
Да чтоб тебя – припомнил он тему вновь людскую.
Но, стоп, нашел я выход – и вновь я не тоскую.
Я слышу: «Нас увидят жены в героизме!».
«Да, если доберетесь до дома невредимы!»
Умный был начальник. Мне даже стыдно стало,
Как он жену любил, что дома он оставил.
Оставлю эту драму – его не прошибить,
Он того достоин, чтоб долго еще жить!
