Господь ухмыляется: «Плохи твои дела.
И что бы ты там второпях ни предприняла,
И сколько бы туч ты руками ни развела —
Лучше не станет.
Раздвинь занавески на окнах, впусти лучи
В озябшую комнату. Солнце слегка горчит,
И падает снег — беззастенчив и нарочит —
Солью на раны»;
Господь говорит, потирая ладонью лоб:
«Ты хоть и большая, а хрупкая, как стекло —
Светясь изнутри, отражаешь добро и зло
Без искажений.
И только в одном ты до крайности нечестна —
Смеёшься, в то время как нынешняя весна
Тебе надевает, цинично лишая сна,
Петлю на шею.
А ты задыхаешься, но продолжаешь петь,
Да только совсем не до песен тебе теперь —
Тебя то ласкает, как ветер, то бьёт, как плеть
Странное нечто,
Что не назовёшь ни влюблённостью, ни бедой;
Но ты, как костёр, разгоревшийся подо льдом,
В золу превращаешь не знающий дна поток
Противоречий;
Почти ослеплённая светом заветных глаз,
С реальностью необратимо теряешь связь,
А мир твой дрожит и сжимается, становясь
Слишком уж тесным».
Господь замолкает. Я вижу, что он грустит,
Едва находя в себе силы произнести:
«Ты слишком давно не летала… Теперь лети.
Но не разбейся…».