Когда что-то не получается, говорю: «Надо пощупать Волгу». Поскольку эти слова наталкивают окружающих на мысль «а не позвать ли санитаров?», надо бы написать, откуда растут ноги.
Всё случилось на бардовской мастерской. Кто бывал, тот знает: временами они напоминают «Заповедник» Довлатова. Здесь обожают традиции самодеятельной песни. Свою любовь к этим традициям. И, конечно, любовь к своей любви.
Любой клочок помещения, где проводилась эта мастерская, сигнализировал о необходимости ремонта. Деревянные полы под вздувшимся линолеумом скрипели субконтроктавой. В обшарпанные окна влетал воздух с улицы и смешивался с запахом пыльных занавесок. Некогда пунктир карнизов превратился в пересекающиеся прямые. Четверть потолка занимало рыжее пятно.
Вот выходит маргинального вида парень с косичкой, как у Дыркина. В песне ни намёка на героизм. Пронзительный взгляд за горизонт неубедителен, нет слов о тайге, горах, долге. Его композиция настолько непригодна для КСП, что даже не вызывает желания подмигивать друг другу во время исполнения, а уж положить руку на плечо соседа и раскачиваться в такт — и вовсе.
Наконец, выходит Светочка. Она из местного объединения самодеятельной песни. Светочке нет и двадцати. Она копия Тоси Кислицыной из фильма «Девчата». Шепелявенько, не попадая в ноты, поёт задорную песенку. Глазки сияют, ширина улыбки на ничтожные сантиметры меньше раздвинутого занавеса. Всем нравится.
Неискушённый слушатель подумает: «Делов-то! Фальшивь, расстрой гитару, текст возьми посерьёзнее. И ты свой!»
Нет!
На таких мастерских мастера жанра могут из тысячи одинаково безголосых для большинства людей исполнителей отобрать с десяток уникальных, жанровопригодных. И потом этот выбор подтверждается на других мастерских или конкурсах. Это вам не гомеопатия какая, не выдерживающая доказательных экспериментов.
Один бард рассказывал, что мастерские — это разновидность эстетического мазохизма – БДСМ (барды, дисциплина, садизм, мазохизм). БДСМ — субкультура, основанная на добровольном обмене доминирующей ролью в контексте музыкально-поэтического искусства, где сначала одни терзают других исполнением, графоманией и т. д. (арсенал бесконечен), а после другие хлёсткой критикой отвечают на издевательства первых.
Чтобы не спугнуть новичков и создать свойскую атмосферу, на таких мероприятиях принято угощать чаем, кофе и сладостями. После Светочки иду к электросамовару. Хочу сбежать. В этот день я опрометчиво записался на прослушивание.
Чай оказался со специальной добавкой, возбуждающей желание страдать. В состоянии, близком к лунатизму, возвращаюсь в зал. К тому же во время чаепития меня атаковал бард Антон, настойчиво предлагавший исполнить песню с обсценной лексикой. Он запомнил её на одном из прошлых концертов и называл лучшим моим произведением.
В это время в зале уже выступает мэтр по имени Борис. Он говорит залу: «Вот, друзья, может, вы мне и подскажите, как быть с этой песней? Написал, но пока не знаю, как исполнять».
Звучит романс о Волге.
Из песни следует, что река большая, глубокая, в некоторых местах напоминает жизненный путь автора. По реке ходят суда. Они, как люди, встречаются и расходятся. У реки нет конца, ведь она впадает в море.
Судя по реакции, для многих эта информация становится откровением.
— Спасибо, — успокаивает автор переживающую катарсис публику. — Такая вот песня. Знаете, чувствую, чего-то не хватает!
— Давайте обсудим, — предлагают мастера.
— Я сначала подумала недостаёт сильной аллегории, — пропевает полная тётенька в очках советского дизайна. — Но потом услышала: «Ты как жизнь моя, реченька…». И тут всё стало на места!
Остальные критики высказываются в том же духе. Встают с суровыми лицами, словно собираются резать правду-матку, но к середине высказывания уже улыбаются, благодарят мэтра. Как в спектакле «Голый король», где персонаж Кваши обращался к персонажу Евстигнеева с нотками решительного недовольства: «Вы — великий человек!»
Подытожил главный бард, — Боря, романс замечательный. Но я понимаю, о чём ты. А поезжай-ка на Волгу. Посиди на берегу. И оно само придёт! Это же очень тактильное, это то, что надо щупать! Погладить, понимаешь, Боря, прикоснуться?! Ноги окунуть! До Волги надо дотронуться мыслями! У меня так было…
К этому моменту действие чая закончилось. Пользуясь неразберихой, я пошёл к выходу. Но тут главный бард объявил, — Что ж, всё сказано! Уступаем дорогу молодым! Евгений, вижу, вы правильно встали, только идёте не туда. Прошу!
По моему сотканному из лучиков доброты рассказу вы уже поняли, как меня приняли. И как меня это вообще не задело.
— Ты смотришь в зал, а они несколько секунд соображают, можно ли тебе хлопать, — рассказывал после мастерской Антон. — Всё-таки рокеров здесь не любят, это я по себе знаю!
— Ты, что ли, рокер?
— Ну, для них да, — отвечает Антон, — когда ты в конце сказал: «Всё понял, надо пощупать Волгу», — я пожалел, что не уговорил тебя спеть про дерьмо!
— Почему?!
— По аналогии с Волгой тебе должны были предложить пойти и пощупать. Но только не Волгу. Это ж их универсальная метода: задумал песню — спроси: это можно пощупать? Если да, то сначала прикоснись, пожмакай, потри, а после исполняй!
Короче, если услышите от меня: «Надо пощупать Волгу!» — не пугайтесь. Я в порядке. Просто ищу вдохновение.
