Я иду мимо мусорки, мимо выпившего соседа,
чёрно-белая псина коротким хвостом виляет.
Грета Тунберг не оставляет углеродного следа,
а я никакого следа не оставляю.
Грета знает в лицо своих врагов и поклонников,
пожирателей плоти и потребителей рафа,
а я везде и каждому - посторонняя,
как фотограф, невидимый на фотографии.
Я прошла полгорода, и ни разу, пойми, ни разу
мне не улыбнулись, а надо пройти полмира.
Можно, у меня будут иглы, как у дикобраза,
чтобы меня было не выгодно игнорировать?
Можно я буду какой-то: уродской, милой,
бить в барабаны, орать из окна ночами?
Можно, я в следущей жизни буду чернилами,
чтобы меня хоть на белом, но замечали?
