Я сидел за столом и набивал патроны, когда в комнату вошёл мой приятель, художник.
— Здорово, тёзка!
Ты это куда собрался? — спросил он.
— Хочу на охоту за лисой поехать.
— Отлично! — сказал приятель. — У меня как раз свободный день, я с тобой тоже поеду.
Вот и встретим в лесу начало зимы!
Это известие, признаюсь, меня не очень обрадовало.
Дело в том, что мой приятель совсем не охотник и даже в известной степни противник охоты.
Не понимаю удовольствия стрелять зверей или птиц, — часто говорит он, гораздо интереснее наблюдать их, а потом нарисовать».
С точки зрения художника он, наверное, прав, но мы, охотники, совсем не прочь и подстрелить дичину.
Вот поэтому я и не очень обрадовался такому товарищу в предстоящей охоте.
Но приятель, видно, не обратил на это никакого внимания.
Он ушёл домой переодеться и часа через два уже был у меня, одетый в тёплую куртку, ушанку и валенки.
Я тоже переоделся, взял ружьё, и мы отправились на вокзал.
Была уже глубокая ночь, когда мы добрались до деревни, где жил знакомый старичок охотник дядя Федя.
Хозяин постелил нам постель, и мы улеглись, чтобы отдохнуть немного перед охотой.
Отдыхать пришлось недолго.
Скоро в окне забелел мутный зимний рассвет.
Старик встал, поставил самовар.
Мы все выпили по стакану чаю, оделись, взяли заплечные мешки с флажками и отправились на охоту.
Утро было чудесное, именно начало зимы.
Свежий, пушистый снег укрыл всю землю.
Лес был мохнатый, белый, а над ним неярко синело прозрачное зимнее небо.
Мы шли по тропинке через мелколесье.
Кое-где по сторонам возвышались старые сосны, сплошь усыпанные снегом.
На синеватом фоне неба они казались совсем белыми, будто вылитыми из гипса.
За мелколесьем начались овражки, поросшие кустарником, и густая, непроходимая чаща.
Мы внимательно осматривали на снегу свежие ночные следы зверей, видели несколько заячьих и беличьих, а лисьего следа всё не попадалось.
Но вот наконец и он: ровный, лапка в лапку, словно выведенный по нитке, тянется от опушки прямо в чащу густых кустов.
— Подождите меня тут, — сказал дядя Федя, снимая с плеч свой мешок с флажками и кладя на землю. — Я мигом эту чащу обойду и погляжу, есть ли выходной след.
Может, лиса здесь и улеглась на днёвку.
Мы тоже сняли свои мешки и уселись на них.
Сидели молча, боясь разговором спугнуть чуткого зверя.
Вскоре старик показался с другой стороны.
Он почти бежал.
— Нет выходного.
Тут в чаще и лежит, — зашептал он, быстро развязывая мешок с флажками. — Становись здесь у ёлочки и карауль, — сказал он мне, а ты со мной иди, я тебя у полянки поставлю, — обратился он к приятелю.
На чистом месте ты её хорошо разглядишь.
Дядя Федя вынул из мешка верёвку, на которой были нашиты красные лоскуты — флажки, и начал её растягивать, цепляя за ветки кустов.
Он шёл всё дальше и дальше, опоясывая лесную чащу красной гирляндой.
А мой приятель шёл следом за ним, помогая развешивать флажки.
Только бы они как-нибудь не спугнули лису раньше времени, успели бы обтянуть флажками всю чащу! — думал я. — Тогда уж лиса не уйдёт.
Куда ни сунется — всюду наткнётся на флажки».
Так и будет бегать по чаще, отыскивая выход из круга, пока не наскочит на охотника.
Нужно только стоять очень тихо, не шевелиться, чтобы зверь тебя не заметил.
Я стоял у ёлки и с нетерпением ждал, когда дядя Федя затянет флажки.
Наконец он вновь показался из кустов и весело подмигнул мне:
— Затянул, теперь не уйдёт!
Он привязал верёвку с флажками к кустам, шагах в двадцати позади меня.
Круг был замкнут.
Я очутился внутри его.
— Сейчас зайду с другой стороны и буду её легонько на вас попугивать, а ты стой, не шевелись.
Она прямо на тебя и выскочит.
Дядя Федя скрылся в лесу.
Скоро где-то вдали послышался его негромкий окрик:
Ау-ау!..»
Я замер на месте, зорко вглядываясь в лесную Чащу.
Охота началась.
Теперь лиса, испуганная человеческим голосом, уж, верно, вскочила с лёжки и мечется по лесу, стараясь найти выход из флажкового круга.
Каждую секунду она может проскочить мимо меня.
Вдруг что-то ярко-жёлтое мелькнуло среди белых кустов.
Лиса!
Она неслась по чаще лёгким галопом.
Я вскинул ружьё, но зверь уже вновь скрылся.
Лиса направилась в сторону той полянки, где стоял мой приятель.
Я перевёл дух и опустил ружьё: не беда, деваться ей некуда, сейчас вернётся назад.
Но прошло минут пять — десять, дядя Федя, слегка покрикивая, подходил к нам по лесу ближе и ближе, а лиса всё не выскакивала.
Да куда же она девалась?
Наконец впереди из-за кустов показалась засыпанная снегом фигура старика.
Он подошёл ко мне:
— Где же лиса?
— Не знаю.
Один раз проскочила вон там, мимо ёлок, пошла к поляне — и конец.
Дядя Федя в недоумении пожал плечами:
— Что за история!
Мимо меня тоже не проходила, я хорошо глядел.
Может, впереди где-нибудь затаилась, залезла под валежину и сидит?
Пойду-ка по следу, разберусь.
Старик опять скрылся в лесу, а я вновь принялся ждать.
Неожиданно из-за овражка с поляны послышался громкий крик.
Дядя Федя кого-то ругательски ругал на весь лес.
Я поспешил на его голос.
Перебрался через овражек, вышел на поляну и вижу — на самом краю на пеньке сидит мой приятель и что-то рисует в блокноте.
А перед ним стоит дядя Федя, весь красный, шапка на затылке, руками размахивает, кричит.
Я к нему:
— Что случилось?
— А вот полюбуйся, что твой дружок здесь натворил!
Я поглядел на полянку.
Что такое?
Она и не затянута флажками.
Флажки разорваны и замотаны на кустах с двух сторон по краям полянки, а прямо посредине через неё идёт свежий лисий след.
Значит, лиса здесь и вышла из круга.
— Почему же вы полянку не затянули? — изумился я.
— Как — не затянули? — в бешенстве закричал дядя Федя. — Это вот твой дружок ей ворота открыл.
— Зачем вы так кричите? — добродушно, как ни в чём не бывало обратился к нему мой приятель. — Я же сказал, что вину свою искуплю, привезу из Москвы вам не одну, а две лисьи шкурки, да ещё выделанные, совсем готовые.
— Ну вот и поговори с ним! — махнул рукой дядя Федя. — Разве это охота?
— Объясни, пожалуйста, в чём тут дело? — спросил я товарища.
— А вот в чём, — охотно ответил он. — Понимаешь, стою я здесь.
Впереди полянка, вся белая, так и искрится на солнце.
А за полянкой, видишь там — зелёные ёлочки из-под снега выглядывают.
Вот бы, думаю, по этой полянке да лиса проскочила!
Ты понимаешь — рыжая, на белом снегу, на фоне этих ёлочек… Какой сюжет для рисунка, а?..
Ну, я ей выход на полянку и устроил.
Забыть не могу, как она по ней пронеслась.
Хвост на сторону, трубой.
Так перед глазами и стоит.
Такой, брат, рисунок будет, ты прямо ахнешь. — Приятель кивнул в сторону дяди Феди. — А он вот понять не хочет, сердится, кричит.
Я ж у вас в долгу не останусь, две лисьи шкурки вместо одной привезу.
— Нет, ты мне шкурки из Москвы не вози, у меня своих хватит, — сурово ответил ему старик, принимаясь сматывать флажки. — А вот что слушай: больше не смей ко мне и на глаза показываться… — Он помолчал и вдруг, лукаво улыбнувшись, добавил: — Ежели ты мне настоящую картину всей этой охоты не привезёшь.
Чтобы и снег был, и ёлочки, и лиса на снегу… Всё, как ты здесь сейчас рассказывал.
— Вот это дело! — радостно воскликнул приятель.
Он вскочил с пенька и обнял старого охотника. — Привезу, дедушка!
Уж для тебя от всей души постараюсь.
Вот видишь, — сказал он мне, — дедушка, значит, тоже в душе художник.
Ему не шкурка нужна, а сама лиса!
— Да чтоб на снегу как живая была! — добавил дядя Федя.
