Соколиной охоты, царевна, сегодня хочу:
пусть летит, распластавшись по ветру, за нами бунчук,
пусть впиваются пятки в бока тонконогим коням,
и когтистая птица сидит на руке у меня.
Мой скакун, распаляясь, уже закусил удила,
и легла на твою тетиву из колчана стрела.
И бурлит, заиграв, наша скифская кровь, горячей
в летний полдень пролившихся с неба лучей.
От погони, мой царь, я как будто сама не своя.
Слишком тесно в долине — мы хлынем от самых Саян,
и, прямой как стрела, ляжет путь далеко-далеко:
будут битвы. А Будда придёт через восемь веков.
Горячи наши кони, и гончих поджары тела.
Голос крови почуявший сокол расправит крыла,
и светило над снежным хребтом озаряет восток.
Мы плавильный котёл. Мы грядущих империй исток.
…Я однажды, царевна, тебя не сумею согреть.
Нас отыщут в глубинах кургана, в Долине Царей.
Ни коней и ни гончих, ни свиста охотничьих птиц,
и наследие скифов утрачено в долгом пути.
Я как будто не жил и как будто бы ты не жила.
Но всё так же горит на ветру, не сгорая дотла,
там, где два Енисея в потоке слились на бегу,
наша хищная скифская бронза на белом снегу.
