Отсутствие сердца я ощутила на нижней полке плацкартного вагона поезда Москва-Петербург.
Почувствовала вдруг, что у меня в груди ничего нет. Не иносказательно и метафорически, а по-настоящему: моя грудная клетка стала полой. Рёбра, под ними лёгкие, и больше ничего.
Я приложила руку, чтобы проверить пульс, хотя уже знала, что будет тихо.
Так и вышло.
Ничего не стучало.
Я даже подумала, что, может быть, умерла, только ещё не поняла этого. Ну, как в фильмах, когда человек бродит по земле призраком в уверенности, что он ещё жив, пытается разговаривать с друзьями, покупать в магазине молоко или расплачиваться с кондуктором в автобусе, а потом на него сваливается горькая правда: ты мёртв, теперь ты привидение, бестелесный сгусток воспоминаний, сожалений и упущенных шансов.
Но нет.
Я была жива.
Чувствовала вкус шоколадного печенья, запах сигаретного дыма и резь в глазах от яркого света.
Просто теперь у меня нет сердца.
Такова моя новая реальность.
Какое-то время я жила в тишине, но в одну из ночей услышала внутри себя звук. Только не биение сердца, а скорее тиканье какого-то механизма. Словно теперь у меня в груди часы.
Или бомба.
Я знаю, почему так вышло. Знаю причину.
Кто-то пожалел меня. Понял, что дальше я не смогу, потому что у всего есть лимит: у людей и собак, у машин и приборов. Этот кто-то сжалился надо мной как умел. И вынул у меня из груди сердце.
Потом, поразмыслив немного, решил, что так дело тоже не пойдёт: нельзя всё-таки человеку жить с пустой грудной клеткой.
Подумал так Кто-то и поместил в меня тикающий механизм.
Часы.
Или бомбу.
Однажды стрелки остановятся. Завод кончится. Что за этим последует — тишина или взрыв — я не знаю.
Знаю, что где-то лежит моё настоящее сердце. Истрёпанное, выношенное, оно ещё пульсирует устало. Бьётся ещё где-то отдельно от меня, в надежде вернуться обратно.
Но это оно зря.
У меня в груди неплохо прижился тикающий механизм; тот, кто его туда поместил — настоящий профи.
Никто не догадывается, что я хожу без сердца.
Это не спасло меня в конечном счёте, серость и сухость поглощают оставшееся живое, всё внутри постепенно заедает и глохнет.
Но я держусь.
А могла ведь так и не встать с той нижней полки плацкартного вагона поезда Москва-Петербург.
Да я и не встала, в общем-то.
Я до сих пор ещё там
лежу.
