К концу подходило крещенье
Горластых российских ребят,
И древние гасли реченья,
И гаснул старинный обряд.
Ударили в окна шрапнели,
А пуля икону прожгла,
И женщина в жесткой шинели
В уездную церковь вошла.
Смеркалось в приделах священных,
Но вспыхнул окладов металл.
Ребенка смущенный священник
Безропотно ей передал.
Тяжелые, властные руки
Легко подхватили меня
Во имя всеобщей поруки,
Во имя всеобщего дня.
Чуть двинула в ласке губами,
Услышав над крышей разрыв,
Свое огневое дыханье
С ребячьим дыханием слив.
Закинулась мать. Закричала:
— Ведь я же его родила!..—
С концами смешались начала,
Свершались большие дела,
Упали уездные стены,
Ни тени от них, ни угла...
По страшным просторам вселенной,
Спеша, Революция шла.
А в глуби бездонной России,
В глубины всемирной любви
Ее провожали пустые,
Святые глазенки мои.
Держа рукоятку нагана,
Как ангел, в грозе и грязи,
Куда она вдаль прошагала
По нашей жестокой Руси?
А может, она и жесточе,
А может, и мягче ее?
Все дольше ей путь... Все короче
Короткое время мое.
И я, на путях ее крестных
Не зная иного креста,
Влюблен, долгопамятный крестник,
В ее огневые уста.
На свежих путях поколений,
Обдумав житье и бытье,
Шепчу:— Революция, Ленин,
Россия —
Крещенье мое!
