Под гулкими копытами дрожит и распадается
На уголья горящие большая головня.
Дождями позабытая, кричит земля – страдалица,
Никто теперь не спрячется от дикого огня.
Проходят меж пылающих бамбуков и акации,
Как тени, кони – всадники бесстрашны и мрачны.
Их смех гортанный, лающий, коней скупая грация
Здесь неуместны: панике леса́ подчинены.
И Смерть сама неистовым восторгом околдована:
Весь в бледно-жёлтых трещинах, истерзан, небосвод.
И в свете аметистовом встречает мертвецов она,
Больных и изувеченных предчувствуя исход.
Стада несутся в ужасе сквозь едкий синий дым.
Олень рогами чёрными застрял в ветвях баньяновых,
И хлопья пепла кружатся снежинками над ним.
В глазах его покорных — блуждают сны багряные.
Великий тигр зажмурился, могучий хвост поджал:
Он помнит эти запахи, он весь во власти Фобоса.
Так, превратив в тюрьму леса, наказывал пожар
Зверей несчастных за грехи. В воде пылали лотосы.
Никто, никто не спрятался от дикого огня.
Лежит земля-страдалица, дождями позабытая.
И мир, познавший катарсис, судьбу свою приняв,
Дрожит и распадается под гулкими копытами.
