Ровно полвека трудился старый шахтёр в своей шахте.
В шахту спускался, когда ещё темно было, из шахты поднимался, когда уже темно становилось.
Так день за днём, год за годом… Вот и смерть за ним пришла.
— Идём, — говорит, — пора!
Хорошо! — думает шахтёр. — Наконец-то отдохну!»
И не стал со смертью спорить.
Быстренько собрался, взял свою трубочку, кисет с табаком и пустился в последнюю дальнюю дорогу.
Шагает по Млечному Пути.
Кругом звёзды сверкают.
Да не только над головой — и с боков, и снизу светят.
А Млечный Путь всё в гору и в гору ведёт.
Иному, непривычному, может, тяжело бы показалось.
Но шахтёру — что?
Он каждый день по ходкам с самого дна шахты на-гора выбирался.
Если все разы сложить, куда выше неба получится.
Шагал, шагал шахтёр, трубочку на ходу покуривал… Так и добрался до райских ворот.
Ворота в рай крепко заперты.
Но наш шахтёр не заробел, постучал в них трубочкой раз, другой.
Залязгали ключи, заскрипели засовы, растворились ворота.
Встретил шахтёра седобородый старик — святой Пётр, райский ключник.
Шахтёр его сразу признал.
— Пришёл, значит? — спросил Пётр.
— Выходит, пришёл, — отвечает шахтёр. — Пора и мне отоспаться под райскими яблонями.
Вот и ксендз на моей панихиде говорил, что за столько лет труда заслужил я вечный покой.
Сказал так, переступил порог и очутился в райских сенях.
Хотел было дальше идти, да Пётр ему дорогу заступил.
— Постой, куда лезешь с трубкой?
В раю курить нельзя.
— Это что ж такое делается?! — возмутился шахтёр. — В шахте, всякому понятно, курить нельзя — как бы газ не взорвался.
А тут с чего запрещают?
— Сам не знаю, — говорит Пётр, — а только не положено.
Поворчал шахтёр ещё для порядку малость, потом положил трубку у дверного косяка, кисетом прикрыл и отправился в рай.
Первым делом осмотрел всё кругом.
Место хорошее.
Всё тут какое-то голубое, ровно небо в ясный день, да розовое, будто ранняя зорька.
Всюду цветы цветут, груши и яблони под тяжестью плодов так и гнутся — ешь не хочу!
Ну, шахтёр с каждого дерева попробовал — вкусно!
Потом улёгся на мягком облачке, поспал как следует.
Встал, погулял.
Снова яблоко съел, грушей закусил.
И опять спать улёгся — делать-то нечего, от безделья почему бы не поспать!
Сколько так времени прошло, не знает наш шахтёр.
В вечности-то дни не считаны, часы не меряны.
И вот заскучал он.
И голубое ему не в радость, и розовое опротивело.
На груши да яблоки и смотреть не хочет.
А больше всего стосковались его руки по обушку, глаза — по тёмному штреку да блестящему угольку.
И трубку отобрали, будь они все неладны!
Поскучал он ещё какое-то время и отправился к Петру-ключнику.
— Эй,
Пётр, отвори-ка ворота!
Домой, на землю хочу.
— Совсем ты спятил! — Пётр ему отвечает. — Слыханное ли это дело — из рая на землю проситься.
И не выдумывай!
Что ты со святым упрямцем сделаешь?..
Не пускает, да и всё!
Плюнул шахтёр с досады, отошёл в сторонку.
Только не таков он был, чтобы так просто от своего отступиться.
Открывает же когда-нибудь Пётр ворота!
Сторожил, сторожил и дождался.
Решил святой Пётр петли на райских воротах смазать, а то что-то слишком громко скрипеть стали, райскую тишину нарушают.
Распахнул он ворота, тут наш шахтёр и выскочил из рая.
Пётр ему кричит:
— Вернись, пока не поздно!
Потом не пущу.
— Мне и не надо! — шахтёр отвечает. — Мне в шахту охота.
— Ну, если так, будешь сидеть в своей шахте до скончания веков!
Ни тебе на землю, ни тебе на небеса!
— Да уж лучше, чем в вашем раю.
В шахте штреки да забои, в один сходишь, в другой… Крепёж проверишь, угольный пласт разведаешь.
Всё при деле..
Повернулся и пошёл.
Тут что-то шмякнуло его по затылку, а потом по уху стукнуло.
Это святой Пётр-ключник ему вслед с досады запустил кисет и трубочку.
— Смотри-ка, — обрадовался шахтёр, — ведь чуть не забыл.
Правда, в шахте курить не придётся, так хоть пустую пососёшь.
С тех пор живёт старый шахтёр в шахте.
Бродит по заброшенным штрекам, смотрит — не просочился ли где газ, а перед обвалом сыплет мелкую породу, чтобы шахтёры услышали и вовремя ушли из забоя.
Если разыщет новый богатый пласт, старается навести на него горняков.
А вот увидеть его редко кому удаётся.
Не любит он людям показываться.
