Который день невольно голодая,
Он шёл, суров, угрюм и истощён.
Но у реки пересыхавшей края
Добычу наконец увидел он.
И ног столпы, и бледные фигуры,
Застывшие на сгорбленной спине,
Надежду дали хищнику, что хмуро
Стоял в закатном солнечном огне.
Желание сражалося с опаской.
Но голод пересилил, и тогда
С донельзя широко раскрытой пастью
Он бросился, как раньше - на стада
Других несчастных, гибших под клыками.
Теперь враг лишь один был - но каков!
С короткими и сильными ногами
И грозною четвёркою шипов.
Хвост тут же взрезал воздух с громким свистом,
И хищник на секунду отступил.
Но как боец, отъявленный и истый,
Он бросился, собрав остатки сил.
Он бросился - сомнения излишни.
Зубов сомкнулся дьявольский оскал,
И, мясо ощутив, мгновенно хищник
Ещё сильнее челюсти прижал.
Невидимые во взбешённой пыли,
Безжалостные зубы вновь и вновь,
Вгрызаясь, вверх и вниз теперь ходили,
Багровую разбрызгивая кровь.
И ужас овладел его добычей,
И, растеряв оставшуюся стать,
Она рванулась с безнадёжным кличем
В отчаянной попытке убежать.
Но что он мог, несчастный травоядный?
Ведь враг силён, а раны глубоки.
Упала жертва тушей неприглядной
И умерла у сохнущей реки.
Она убита хищником умелым.
Её настиг природы ярый меч.
А враг что? Жадно пожирал он тело.
Убийством смог он жизнь свою сберечь.
