Последние
«Я старею, – думал Эрик. – Ружьё ещё никогда не тяготило так мои руки. И я совершенно потерял счёт времени. Сколько я уже жду? Два часа? Три?»
Он взглянул на серое небо. Солнца видно не было. Эрику почудилась ухмылка в гуще облаков, из которы...
Он взглянул на серое небо. Солнца видно не было. Эрику почудилась ухмылка в гуще облаков, из которы...
Который день невольно голодая,
Он шёл, суров, угрюм и истощён.
Но у реки пересыхавшей края
Добычу наконец увидел он.
Он шёл, суров, угрюм и истощён.
Но у реки пересыхавшей края
Добычу наконец увидел он.
Когда умрёт напрасная мечта
И ты забудешь веру в справедливость,
Тогда себя проявит сила та,
Что в глубине души всегда таилась.
И ты забудешь веру в справедливость,
Тогда себя проявит сила та,
Что в глубине души всегда таилась.
Во фронтирах эпох места нет тишине.
Там бесчинствуют бури, стирая былое.
Там посланники смерти, явившись извне,
Изменяют чертёж мирового раскроя.
Там бесчинствуют бури, стирая былое.
Там посланники смерти, явившись извне,
Изменяют чертёж мирового раскроя.
Бесшумный шаг. Полёт клинка. Ещё один покойник.
На острие мелькнул опять заката тусклый свет.
Ты отдал жизнь — в ней смысла нет — во благо зверской бойни,
Где нет морали, нет надежд, и где победы нет.
На острие мелькнул опять заката тусклый свет.
Ты отдал жизнь — в ней смысла нет — во благо зверской бойни,
Где нет морали, нет надежд, и где победы нет.
Озлобленный своим бессильем,
Лелея ненависть и злость,
Летел он на пронзённых крыльях
Туда, где скрыться б удалось.
Лелея ненависть и злость,
Летел он на пронзённых крыльях
Туда, где скрыться б удалось.