Зверёк осунулся, устал и заболел,
не знал, как скалиться и как ему рычать,
он никогда, по правде, не умел –
любил смотреть и слушать
и молчать.
Мечтал, что сердце львиное в груди
не зря чеканит невменяемый ритм,
что душу любят, а потом глаза,
нежнее гладят за покорный нрав
от головы
и до хвоста.
Зверь мнился странным, птицы разнесли,
не может жить он, как другие львы.
Хотя пытался, дрался, убивал, –
остался голод.
Голод не унять.
Охота встала, аппетит забыт
и пыль летит под топотом копыт:
всё безразлично, если боль тупа.
Прайд состоит
из одного царя.
Завялит падаль горклою жарой,
сидит зверёк и пробует ещё.
Песок во рту и с плеч его песок:
«я зверь? я человек?
я Бог?».
С годами больше пыли и песка,
мутнее взгляды и мутней вода.
«Быть странным лучше,
чем никем не быть» –
И он рычит.
