Я бродил везде,
но, пожалуй, дольше,
и на зло звезде
стёр подошвы.
И сменил башку,
но с каким апломбом,
– о, мерси боку, –
в катакомбах.
Я владел собой,
как любой католик,
угодив в собор,
но и только.
Повидал поля,
что не стали пашней:
словно «о-ля-ля»
– возглас павших.
Я сходил с ума
(будто был разумен)
не от синема,
от разлуки.
И, забыв кошмар,
перестал стелиться:
если я – клошар,
здесь столица.
