Часть 1.
Я море своё наполняю из лужи,
Что высохнуть может секунду спустя,
И молвят они: "Вероятно простужен,
Ведь он не мессия, всего лишь дитя."
И пусть я дитя, но от жизни пороков,
Стенаясь, вбираю нетленную желчь.
Всю ересь, что, выродив из-под оброков,
Мы прячем под славно сияющий мерч.
Храним по домам, прикрывая подушкой,
Иль в сейфа льдяную запрятавши сталь.
"Ах, лишь бы она не слетела кукушкой" -
Нам рот прикрывает прозрачна вуаль.
А я не пытаюсь намеренно прятать
Своё естество за радушием мнимым.
Мой дух - окрылённый заветом неясыть,
Что бронь возрастил на чернеющих крыльях.
Неясыть, что ночью грехи подбирает,
Блуждая по улицам тёмным, порочным.
Когда перестал опасаться? Не знает,
Но с этим крестом полетит в одиночку.
И так продолжается третий десяток
Тех лет безуспешных, гонимых волною.
Броня дорастает уже до лопаток,
Грозясь обернуться мерзлявой стеною.
Проходят года, улетают из жизни
В далёкие, светлые страны друзья,
И где-то раздастся сухое "Не кисни!"
Того, что когда-то "Всего лишь дитя..."
Улыбкой продрогнет губами под шлемом
Мордашка, давно не видавшая бед.
Подастся вперёд под словесным расстрелом,
Неся под бронёй окрыляющий свет.
***
И вновь улетают года в поднебесье,
А в памяти станется лишь изваяньем
Фигура неясытя, что не воскреснет:
Под тяжестью стали навеки он замер.
Часть 2.
И время меняется днями, ночами,
Но дух остаётся закованным в сталь.
Вовек не представится шанс палачами
Вам стать. Он обрёк себя лишь на печаль.
Ладонью касаясь в попытке добраться,
Любой упирается в холод брони.
А жизнь утекает в стремительном танце:
Наш вальс на костях безответной любви.
Но то не любовь, что привычна приблудам,
То чувства душевные, искренны все.
Не станет неясыть подобен иудам,
Ведь вот она, кроха, бежит налегке.
Бежит, беззаботной улыбкой сияет
И, радуясь каждому новому дню,
Со смехом снежок, собирая, бросает,
Но вдруг попадает по чёрну крылу.
Взволнованно охнув, ладони воздевши
К едва приоткрытым, бархатным губам,
Она пробирается к статуе в спешке
И робко ладонью ведёт по перам.
И с треском ломается бронь, осыпаясь,
Неясыть сонливо вздымает свой взор
На ту, что невинно, едва ли не каясь,
От шока отходит с трудом до сих пор.
- Прошу извиненья, я, правда, случайно.
- Ну будет, присядь, успокойся, дитя.
- Но что же стояли на улице Чайной?
- Я ждал. - И кого же? - Пожалуй, тебя.
