Болезнь

1

Больной просыпался. Но раньше, чем он,

вставала огромная боль головная,

как бурю внутри протрубивший тритон.

И буря, со всех отзываясь сторон,

стояла и пела, глаза закрывая.

И где он едва успевал разглядеть

какую-то малость, частицу приметы –

глядела она. Поднимала, как плеть,

свой взгляд, никогда не любивший глядеть,

но видевший так, что кончались предметы.

И если ему удавалось помочь

предметам, захваченным той же болезнью,

он сам для себя представлялся точь-в-точь

героем, спасающим царскую дочь,

созвездием, спасшим другое созвездье.

Как будто прошел он семьсот ступеней,

на каждой по пленнице освобождая,

и вот подошел к колыбели своей

и сам себя выбрал, как вещь из вещей,

и тут же упал, эту вещь выпуская.

2

– Нет, это не свет был, нет, это не свет,

не то, что я помню и думаю помнить.

Я верю, что там, где меня уже нет,

я сам себя встречу, как чудный совет,

который уже не хочу не исполнить.

Я чувствую сна допотопную связь

со всеми, кто был и не выполнил дела.

Я сам исчезаю, и сам я из вас.

Я слушаю долгий и связный рассказ

в огромном раю глубочайшего тела.

Как в доме, который однажды открыт,

где, кажется, всё исчезает навеки –

но кто-то читает, и лампа горит,

и в будущем времени свет говорит,

и это ласкает закрытые веки.

О как хорошо тебе в сердце моем!

Как нет тебя в нем, как я помню и знаю

твой голос, живущий, как рухнувший дом,

и ветер, и ветер, гудящий о нем:

твоих коридоров гора ледяная.

Я думаю, учит болезнь, как никто,

ложиться на санки, летящие мимо,

в железную волю, в ее решето,

и дважды, и трижды исчезнуть за то,

что сердце, как золото, неисчислимо.

Горячей рукой моей жребий согрет –

пустейшая вещь и всегда пропадала! –

но вот ее вынут, и смотрят на свет,

и видят: любить тебя, где тебя нет, –

вот это удача, каких не бывало.