И приходит ко мне самая долгая ночь в году.
Не спасут от неё баррикады из пледов и одеял.
Не собьют её с толку закоулки трельяжных зеркал.
Зимней тощей волчицей высматривает себе еду.
Отдавай, говорит, мне на корм яркий свет любви.
Оставайся во мгле, неподъёмной, как глыба, мгле,
В удушающей мгле всё равно что в тугой петле.
Отдавай мне, что есть живого, а сама – не живи.
- Не по адресу ты, ночь-волчица – чем у меня
Поживиться тебе? Не подруга ничья, не жена,
Не любовница даже. Никем не согрета, одна
Коротаю свой век я – без света и без огня.
Но проклятая ночь лишь сильней предо мной скалит пасть:
- Не обманывай! Вижу тебя я насквозь. Отдавай
То, что в сердце шумит сиренью, как месяц май –
От самой тебя глубоко утаённую страсть.
Не гнушаюсь, как видишь, я чтением писем чужих.
До чего ж милый мальчик, не правда ли, твой адресат!
Из романтиков в циники переход для него рановат.
Превращаться рано сердцу в безжизненный жмых.
Оттого и улыбка его, как безоблачный день.
Оттого и взгляд его бриллиантов светлей.
И ответы весьма длинноваты для соц.сетей…
- Ты свихнулась, ночь? Что ты мелешь всякую дребедень?
Он почти что ребёнок. Тебе-то самой не смешно?
Между нами тысяча километров, десяток лет.
Он никто, просто буковки на экране… Вдруг чувствую – свет.
Сто костров как будто внутри меня зажжено.
- Бесподобна добыча. Долго я буду сыта.
Отпускай – не таков этот мальчик, чтоб стать твоим.
Проглотила огонь, мне оставив лишь горький дым,
И умчалась волчица-ночь, весела и люта.
Торжествуешь и празднуешь нынче, хищная ночь.
Но и ты не вечна – вовсю прибывает день.
Где-то в недрах садов всколыхнулась бунтарка-сирень -
Копит силу и дерзость, чтоб выгнать волчицу прочь.
