... и ты приходишь, чтоб меня обнять.

Когда не будет больше сил терпеть

И холодом дохнёт седая вечность

Ты тенью вдруг появишься в толпе

И, улыбнувшись, мне пойдёшь навстречу.(с)

Безумный март венчается апрелем, как пляшет коронованный дурак в венке лавровом. Я уже не верю, что избежать падения во мрак вообще возможно - рушатся опоры, канаты рвутся и горят мосты. 

Но темнота окутывает город. Лишь с нею, как всегда, приходишь ты. Сцепляемся единым монолитом, как памятник себе, и так стоим. Как будто воплощенная молитва о всепрощеньи Господом моим. И мысль о том, что лучше все же станет, бросается зерном на жернова. Но прохожденьем сквозь тиски гортани не оскверня заветные слова, ты никогда не задаешь вопросов и никогда не судишь наперед, как будто знаешь - лишь посмотришь косо и враз от отравления умрет седьмая часть меня, а то и четверть бессильно захлебнется кислотой. И так уже не можно не заметить, что оболочка кажется пустой при внешнем наполнении весельем, что так легко смывается дождем. Выходит так, что где бы мы не сели, на той же остановке и сойдем.

Пока я от отчаянья кричу, и мой стержень сломан под прямым углом, лишь ты словами верными врачуешь моей души открытый перелом, сочащийся сомненьями, гордыней, сукровицей неправых слов и дел. И как ты в этом карантинном дыме увидел во мне что-то, разглядел следы былого лучшего и тени навеки невозвратного "тогда". И я читаю надписи на стенах, собой пытаясь это оправдать - "Любовь не знает страха, человече". И пусть больней и горше ото дня, но день пройдет, и наступает вечер. 

И ты приходишь, чтоб меня обнять.