Охрой и медью окрасится осенью лес,
дикие травы поникнут, задуют ветра.
Я наколдую нам счастье – до самых небес.
Пусть оно будет. Пора.
Зимние вьюги проверят на прочность засов,
крышу, и окна, и каждую щёлку дверей.
Нет, мне не страшно. Мой дом сохраняет тепло.
Главное – не болей.
Долгими вечерами не жду тебя.
Ты же не все ещё двери открыл, изведал.
Но без тебя скучает кухня моя…
Пахнет пшеничным хлебом.
Я до весны подожду. Пусть чужая зовет сторона,
веру мою чужаки зачеркнут едва ли.
Рыжие брови и теплое сердце у моего колдуна
и глаза цвета стали…
Много лесов и дорог у него за спиной,
множество лиц и бессмысленных расставаний.
Мне ли он дан? Лишь я – для него. Он – не мой.
Он не даёт обещаний.
Северный ветер удерживать нету причин.
Нет, не поймаешь стихию в пустые ладони.
Все колдуны на свободе до самых седин.
Мрачные недотроги.
Могут остаться порой у чужого огня,
Даже надолго застрять в чьем-то доме и в сердце.
Но…
рано ли, поздно ли, снова дороги манят
солнцем согреться…
Чувствовать струны улиц и площадей
и, резонируя с городом, лесом и ветром,
людям дарить мириады волшебных идей,
сны и ответы.
У колдуна на ресницах снежинки зимой,
летом пыльца васильковая, осенью – капли.
Что на ресницах твоих я увижу весной?
Я угадаю? Вряд ли…
Неуловимое счастье обыденных дней.
Нет, не держу. Ты свободен. Дорогам лишь предан.
Но
имя твоё у тихой надежды моей
и глаза…
серые, как февральское небо.
И ресницы цвета пшеничного хлеба.
