Весь дом давно покрыт патиной,
Он стар и дряхл уж много лет.
Углы прикрыты паутиной,
Парадный в ней семьи портрет.
Из центра добрым чутким взглядом
Семейства мать глядит сквозь пыль,
Ее могилу под платаном
Оброс давно густой ковыль.
Из всех она почила первой,
Забрав улыбки с стольких лиц,
Хоть и была приличной стервой,
Но далеко ей до блудниц,
Какими дочери прослыли,
Что слева чуть ее глядят.
Стыд ангельский они забыли,
А здесь стоят, потупив взгляд.
Покоится их прах мятежный
В двух урнах в каменной стене,
Любви отцовской пыл безбрежный
Детей не отдал сатане.
А вот и он с печальным взглядом,
Предвидя всё, в тени стоит.
Сам отравился жизни ядом,
Теперь в пруду тихонько спит.
Скрепят протяжно половицы,
Изъеденных перил труха,
Со стен глядят пустые лица,
Скрываясь словно от греха.
Луны неверный свет сквозь окна,
Поросшие слоями мха,
Вторая слева здесь оглохла,
А третья в муках умерла.
Тот что в роскошных бакенбардах
На дне морском давно лежит,
Другой знаком во всех ломбардах,
Сломал в конце его артрит.
Здесь жили все и умирали,
Вокруг кладбищенский покой,
Здесь подло и бесстыдно лгали,
И кровь лилась, увы, рекой.
На верхнем этаже постели
Под балдахином и в пыли,
Здесь многие благоговели,
Но к сатане опять брели.
Проклятьем дом обвит по слухам:
Тут каждый житель в ад ушел.
Наполнен он зловещим духом,
Туманом черный окружен.
Всех путников дом ест без меры,
Держись подальше стар и млад:
Здесь не спасет святая вера
И заклинаний маскарад.
