Была ли той, что не прощает,
А может той, что не живет.
И дом давно её ветшает:
Никто туда уж не идет.
Слепые окна, что глазницы,
Не могут вновь увидеть мир.
Кусты сквозь крышу словно спицы
Садовник дикий прорастил.
Опустошенье и разруха,
Все тоже, что в ее душе.
И где скажите сила духа?
А может глупое клише
Считать, что жизни одиночек
Лишь серых будней череда
И письма из одних лишь точек,
И в венах чистая вода.
Что нет тут чувств доступных многим,
Что нет ни радостей, ни бед,
И жизнь не светит тем убогим,
Что в мире видят только бред?...
Тут пыли слой и очень тихо,
Вчерашний дождь лишь воду льет,
Он по корням, растущим дико,
Стекает с крыши и поет.
Здесь запах темного подвала,
Сквозь щели нагло свет сквозит,
Как человеку надо мало
Вокруг нехитрый реквизит.
Кровать, с истлевшим покрывалом,
Дубовый стол еще стоит,
И книг прогнивших воз навалом
Под полкой рухнувшей лежит.
Она жила, дыша свободой,
Тем духом, что другим закрыт,
Окружена была природой,
А человек ей был забыт.
Отбросив все тревоги мира,
Забыв о том, какой была,
Она б напомнила вампира
Каб не в глуши такой жила.
Истощена как привиденье
Ходила много лет она,
Свои последние мгновенья
Над книгой глупой провела.
Возможно вспыхнули в сознаньи
Все образы тех давних лет
Когда была она созданьем
В чей ум закрался человек.
В то время было ей семнадцать,
Она еще и не жила,
А уж когда минуло двадцать,
Она себе тут дом нашла.
