Отец приходит домой поздно. Иногда даже слишком. Но я никогда не засыпаю до его прихода. Сквозь бредовые мечтания до меня доносится траурный вой последней электрички, отходящей от станции и бесцельные фантазии складываются в четкую картинку: отец идет от станции, голодный и замерзший. Проходит через череду дворов, мимо школы, куда я хожу каждый день, хотя в этом нет совершенно никакой необходимости, потом подходит к дому, поднимается по лестнице и тихонько стучит в дверь. Отец дома. Я с рождения был уверен, что настанет такой день, точнее ночь, когда он не придет. Каждый раз я считал, что такой день настал, хотя он ничем не отличался от предыдущего: пробуждение, телевизор, чай, дорога, школа, дорога, дом. Ну, может быть, драка. Может быть, новая игра. Может быть, новая девчонка в классе. А отец сегодня не придет. Но вот стучится.
Я знаю, что у нас проблемы с деньгами. Я знаю, что отец выпил немного для храбрости. И я прекрасно знаю, что сейчас будет.
Пошептавшись немного с матерью, переодевшись и поужинав, папа, наконец заглянул ко мне в комнату. Родители знают, что я не сплю. Они знают, что мне не нужно спать. Я могу не спать, если попросят, или если я сам не захочу. Но я люблю спать. Несмотря ни на что.
-Привет, — его голос слегка дрожит, я это чувствую. Если надо, я мог бы даже увидеть его мысли, но я почему-то боюсь это делать. — Как дела в школе?
— Нормально, — стандартный ответ на стандартный вопрос. — Сынок… Я понимаю, что ты устал. Я понимаю, что наши с мамой просьбы тебя выматывают. Поверь мне, если бы не эта чертова страна и не этот кризис, я бы никогда…
— Ничего, папа, — отвечаю я, — это ничего. — Ты не волнуйся. Я все понимаю. Ты скажи, сколько надо?
Отец замолкает и переводит дух.
Родители просят у меня деньги не так уж часто. Отец Гермоген, духовный наставник моего отца, в последний раз сказал им про бесовскую природу моего дара, но деваться некуда — не заплатишь за квартиру — пойдешь жить на улицу. И никакой отец Гермоген к себе не пустит, как пить дать.
-Сынок, нужно два миллиона. Иначе с нас не слезут.
Вот тут важно больше не рассусоливать. Встаю с кровати, упираюсь босыми ногами в пол. Начинается.
Как я это делаю? Я и сам не знаю. Кое-кто сравнивает мой дар с вождением автомобиля. В какой-то момент стирается грань между машиной и человеком и все действия приобретают инстинктивный характер.
Складываю руки ладонями друг к другу, и мысленно представляю эти самые два миллиона — ворох синеватых, темных бумажек. И сразу же — шур-шур-шур-шур между пальцами. Деньги возникают ниоткуда, все больше давят на руки так, что под конец становится тяжело удерживать эту бумажную кипу. И вот они — два миллиона между двух мальчишеских рук. Отдаю отцу.
— Спасибо. Прости ты нас с матерью. Ложись спать. Я понимаю, что тебе не очень хочется, но ты все-таки ложись.
И ушел. И больше ничего. Но я благодарен отцу. Он принес запах мороза, нагретой компьютером пыли и города. Я люблю эти запахи. Подозреваю, что всякий житель области их любит.
Ложусь спать, но сон не идет. В голове почему-то смятение и тоска. Не беда, я знаю как это лечится. В конце концов, одну ночь сна можно и пропустить. Что-что, а родители сегодня точно ругать не будут. Или завтра. Но это уже не важно.
Я встаю и подхожу к окну. Лес темной щетиной давит на окна. Холодный, колючий и злобный зверь. Он притягивает, но он и пугает. Пожалуй, город все-таки лучше. Значит — в город. В Москву. Открываю окно, набираю полную грудь морозного январского воздуха и, не раздумывая больше ни секунды, прыгаю в черную подмосковную ночь. Прозрачный и неосязаемый зимний ветер послушно принимает меня на себя и несет в сторону Москвы, — огромного сияющего поля в зимней ночи, где очень много людей и где можно абсолютно все.