Я ковылял в плену вещей, никак
Не вырастая из пелёнок,
И встретил сельского священника
В суровой рясе пропылённой.
Он был без "бентли" и без "ролекса".
Слегка хромал его ботинок.
Он жил неброско и по совести.
Не по указке. Не картинно.
Он небесам молился истово
С земель завьюженных и зимних
И год за годом шёл на исповедь
К попам в перстнях и лимузинах.
И в изумлении, не мешкая,
Я вопрошал: "Послушай, дедушка!
Грехов у них - вагон с тележкою,
Тебе же - отчитаться не за что".
Он рясу мял и хмурил оспины.
"Я сам того... не лучше прочих.
А за грехи - прости им Господи".
И замолчал. Замкнулся. Прочерк.
...Моя душа скулила щененько.
Мир был взъерошен и повёрнут.
А я прощался со священником
И вырывался из пелёнок.