Поэзия, Миша, — это калейдоскоп,
Это с чьей-то тонкой ранимой души соскоб,
Помещённый меж стёклами в классе лабораторном,
Жёлтый, красный, серый... Можешь скоблить повторно,
И ни разу не получить тот же результат.
Поэзия, Миша, — это всегда персональный ад.
Ты берёшь все стекляшки горстью, стараясь не резать пальцев,
Собран так, что не можешь ни плакать ни улыбаться,
Ни поесть в обед, ни выспаться по ночам,
Зубы сводит от внимания к мелочам.
И не знаешь, что выйдет в итоге, какое чудо:
Будут это осколки разбитой цветной посуды,
Что сметут в совок, или твоя рука
Вдруг создаст картину, воспетую на века.
И в таком неведеньи кажется очень важно
Научиться стеклить витражно.
Или вот иначе: к чёрту добро и зло,
А поэзия — это столярное ремесло.
Ты сидишь в столярке, денно и нощно пилишь,
Молотком стучишь, рубанком строгаешь и лишь
Хочешь поскорее закончить свои труды.
Потому что к утру глаза откроешь совсем не ты.
Ты готовил трон, — а вышел корявый стул,
Будто ты в процессе работы совсем уснул,
Да ещё и расшатанный так, что в кабацкой драке
Его стыдно об спину разбить молодцу-рубаке.
И корпишь ты снова, крутишь болты и гайки
(Даже если стул плетёный), клеем крепишь и пайкой,
Чтоб однажды прохожий прошёл меж чужих колонн,
Сел на этот твой кривой самодельный трон,
И смотрел бы на солнечный свет сквозь чудной витраж.
Миша, поэзия — это сплошной мираж.
