Вильгельм Кюхельбекер

Цветок увядший оживает
От чистой, утренней росы;
Для жизни душу воскрешает
Взор тихой, девственной красы

Что нужды на себя приманивать вниманье
Завистливой толпы и гордых знатоков
О Муза, при труде, при сладостном мечтанье
Ты много на мой путь рассыпала цветов

Приди, мой добрый, милый Гений,
Приди беседовать со мной
Мой верный друг в пути мучений,
Единственный хранитель мой

К тебе зашел согреть я душу;
Но ты теперь, быть может, Грушу
К неистовой груди прижал
И от восторга стиснул зубы,

Ночь, — приди, меня покрой
Тишиною и забвеньем,
Обольсти меня виденьем,
Отдых дай мне, дай покой

Клянемся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым

Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа,
Щедрая Матерь, дала, верного друга — мечту,
Пламенный ум и не сердце холодной толпы
Он всесилен

На булат опершись бранный,
Рыцарь в горести стоял,
И, смотря на путь пространный,
Со слезами он сказал: «В цвете юности прелестной

Работы сельские приходят уж к концу,
Везде роскошные златые скирды хлеба;
Уж стал туманен свод померкнувшего неба
И пал туман и на чело певцу…

Краток, но мирен и тих младенческий, сладостный возраст
Но — ах, не знает цены дням безмятежным дитя
Юноша в буре страстей, а муж, сражаяся с буйством,
По невозвратном грустят в тяжкой и тщетной тоске

Мир над спящею пучиной,
Мир над долом и горой;
Реин гладкою равниной
Разостлался предо мной

Горько надоел я всем,
Самому себе и прочим:
Перестать бы жить совсем
Мы о чем же здесь хлопочем