и кто бы что ни говорил...
Ноябрь...
Перетекает небо в лужи,
худеют на глазах календари.
Шафранное безумие снаружи;
Ноябрь...
Перетекает небо в лужи,
худеют на глазах календари.
Шафранное безумие снаружи;
Ты меня, конечно, не услышишь;
я тебя, конечно, не окликну...
Звёзды раскатились по-над крышей,
лезвием наружу месяц выгнут,
Ты – лучшее, что нынче есть во мне;
Я – лужа, отразившая светило,
Не знавшее, как я его любила,
В своей недостижимой вышине.
едва ли не вещий в своей нелепости сон:
вначале ты лёгок, почти невесом,
прозрачен и пуст, подобен сфере,
покоишься в мире и впредь намерен
Предрассветье, и терпкой прохлады разлито вокруг;
Нарастающий гул тишины нестерпимо упруг.
Высекаю огонь и
Отчего-то не хочется жить; впрочем, всё как всегда.
Нет, она не за тридевятью земель,
не в темнице, не в башне пленницей...
Ну а ты – ленивей, чем сто Емель –
ждёшь пока само перемелется,
Пунктиром стай прошито небо,
но юг сменяв на пайку хлеба
остались утки на пруду.
Я к ним не раз ещё приду
Солнцеворот,
и дымкой предрассветной
багровый отблеск будущего дня
слегка размыт.
Не пробил час, не дрогнула гора
и море берегов не покидало;
неотличимо завтра от вчера.
Усталость оружейного металла –
Нынче на дне стакана – Анна;
малопослушными пальцами лезешь
куда-то вглубь, в середину списка контактов,
незавершённых и даже не начатых актов любви – не любви,