Михаил Пучковский

Громыхает вагон. За окном запредельно темно.
Утихают пустые, как мутные сны, разговоры.
Захлебнувшись в словах, погружаясь на самое дно,
Ты вцепляешься взглядом в окно, словно ищешь опоры.

Зачем притушен свет стоваттных ламп?
Ведь мы уже давно не в кинозале,
Где в титрах мелким шрифтом написали:
"Дружище, ты отнюдь не Форрест Гамп".

"Посмотри, как вокруг темно", - говорит слепой.
"Это время кротов, это время копать ходы".
Он идёт налегке. Он в дорогу берет с собой
Лишь неверное эхо далёкой большой беды.

Соловей на старом кладбище
В молодой листве весны.
Соловей на старом кладбище,
В утешение родным.

Да сбудется всё, что мне свыше назначено. Давит и давит в груди.
Но по волшебству, говорят, не иначе как, остановились дожди.
Осеннее солнышко, будто стеклянное, катится, тихо звеня.
И темень сырая, тоска окаянная, вдруг отпустила м...

Века за веками, уносится время стремительно,
Но память жива, как по вене бегущая кровь.
Мы видели чудо, идя по траве за Учителем.
Раввѝ нам явил умножение рыб и хлебов.

Брожу по узким улочкам Одессы,
Вернувшимся из рейса моряком.
Как пьянице - стакан, как ксендзу - месса,
Мне этот город дорог и знаком.

Заблудилась в полуденных плавнях моя душа.
Растворилась в полыни да в зарослях камыша.
На безмолвный вопрос не спешит услыхать ответ,
Убегая сквозь заросли за куличками вслед.