Владимир Маккавейский

Сложней, святее вдруг иных, чей вялый зов
Таким желал вождя, чтоб в новой марсельезе
Единокровный брат из синевы Экклезий
Фригийца правнукам пересказал богов:

Её ногтей ожив, что ожил из пароса,
Тревога, дней порог, маяк — лампадофор,
И вечеровых снов, что преломили косы
Воскрылий Феникса не много ль для амфор

Ноябрь
Нетопыри
Коричневые лужи

Зима и сетует вьюга,
Снег засыпает сад;
И в наши сердца, подруга,
Хлопья снега летят

Гнушаясь золотом, он рад одеться сажей
сосновый гроб зари, лишенный галуна:
в пейзаже, что вкусил от простоты и сна,
участвуют едва огни седьмых этажей

Велеречивою исполненный толпой
Ликей не всуе чтит свой Фидиев фастигий:
Азийских риторов я видел в лоне стой,
Дидаскалов седых, перелагавших книги;

Мы вышли из одной коробки, —
У нас одни привычки:
Земля луну замкнула в скобки,
А мы замкнем в кавычки

Песнь, отчего так легка ты,
Тихо, точно с фелуки,
Сквозь мандолин пиччикато
Доносящая звуки

За туманами метели
Влажным глазом плачет газ…
Скроем трауром от глаз
Все, что раньше мы имели