Невозможно держать в памяти все человечество
Это — как увидеть завтрашнюю еду в только что вымытой посуде
Ну или, допустим, — как почувствовать тепло шерсти оленя, бегущего в холодной стране
Так что наша жизнь рассчитана совсем на немножко — ну максимум на пару дней
Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами —
ничего не просишь кроме, чтобы лисы не мешали,
ты живешь среди волнушек и осоки острой, тонкой,
никому ты, брат, не нужен кроме собственных потомков
Короче… короче, мне снились сейчас шаманы
Пятнадцать штук узкоглазых дымных шаманов
Они говорили мне: «Алька, тебе всё мало»
А мне не мало ответила я
Мне снился… конечно, поезд, а что еще может сниться
Сырая лесная помесь и кислые проводницы,
С каким-то горшком бегоний, каких-то пожиток горы,
В каком-то пустом вагоне, в какой-то невнятный город
Двадцать перышек за плечами — облетели, пора линять
Я иду, шевелю ключами, люди пялятся на меня
В уши музыку, лейся, песня, голос плавится заводной, нам, казалось, так сложно вместе, но еще тяжелей одной
Выходи уж на связь с эфиром, слышишь, ты, я тебя люблю
А чтобы быть собой — смотри, — мне нужно непристойно мало: всего лишь жить под одеялом часов двенадцать, а не три, мне нужен вечер теплый, синий, с вином и плюшками в меду, и научиться быть красивой спокойным людям на беду, мне нужно ездить на метро, толкаться острыми локтями и чувствовать, как голод тянет мое засохшее нутро, мне нужно плакать втихаря над неудавшимся романом, кричать: «Конечно, все нормально
» — «все плохо» тихо говоря, кидаться под автомобили, сидеть на белой полосе, еще, практически от всех, мне нужно, чтоб меня любили, нахидывать на плечи шарф, себя чуть-чуть считать поэтом
И нужно жить — а то все это теряет некоторый шарм
Казалось, что вчера октябрь, но ветер бьет щитом фанерным, метет за ворот, щиплет нервы, тайфуны снежные крутя
В этом городе птичий полет шелестит быстролистыми кленами,
В этом городе море поет, тычет в пристань губами зелеными,
Но весна не открытий полна — открывашек, тоски да обманчиков
Я больна, черт возьми, я больна, мне не снятся красивые мальчики,
На небе только и разговоров, что о море
Перед воротами очередь хуже рыночной,
Тесно и потно, дети, пропойцы, бабищи
Это понятно — на стороне изнаночной
Улица тонет в шуме
как руки в шубе
как тонет мир в нераскрывшемся парашюте
ладно, пока мы шутим,
Она раскрасила губы огнем карминным, чтоб стать, как все, чтоб быть — под одну гребенку
Она отвыкла, чтобы ее кормили, она выбирает ежиков в «Детском мире» — и продавщицы спрашивают «ребенку»
Ее цвета — оранжевый с темно-синим, она сейчас тоскует, но тем не менее она умеет вьплядеть очень сильной
Она давно не казалась такой красивой — чтоб все вокруг шарахались в онеменье
Кого — неважно, жучка, букашку, ласкаться, трогать сердечной мышцей, кого — неважно, хотя бы кошку, чтоб кто-то просто дашал в подмышку
Кого — неважно, пыльцу, песчинку, живое, ипгущее, конечно, кого — неважно, щенка, мужчинку, до боли, рядом, щемяще, нежно
Под влажным небом — весенним спиртом, куда мне деться, куда лучиться, я тоже — кошкой, пушистой спинкой, ну, чтоб приткнуться к кому случится
Без слез, без выдохов, без печали, лечиться чаем, трамваем мчаться, звенеть ключами, дрожать плечами, качаться, чаяться, не кончаться
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему
Сыро и горячо
Я захожу домой и вешаю
Голову на крючок