Илья Криштул

В то лето я тебя не знал
И ты меня ещё не знала,
И тихо музыка играла
И был пустынным светлый зал.

…Во тьме исчезли даже звёзды,
оставив свой узор на льду…
На деревах пустые гнёзда
чернеют в брошенном саду.

Тамара юная, в смешной короткой юбке,
Игриво поманила за собой…
Глаза горят, а пухленькие губки
Мне прошептали: «Ты сегодня мой…».

…А что у меня осталось? Вот стаканчики, я подписал:
Здесь карандашики, здесь вот – маркеры,
Я ими события всякие отмечал…
Вот фломастеры, три пачки, все новые,

Пой, моя цыганка, струны рви,
Я сегодня пьяный от шальной любви,
Я сегодня пьяный от цвета твоих глаз,
Я сегодня пьяный, как в последний раз…

Как боюсь я тебе надоесть,
Как боюсь оказаться ненужным,
И однажды напротив присесть,
И поймать твой взгляд равнодушный.

Я бы с удовольствием отсюда уехал,
Жил бы в Европе или лучше на островах,
И просыпался б от женского смеха,
От голосов на чужих языках…

Я небо стяну на землю,
На осколки разбив луну…
Шаг осени я не замедлю,
Но я её обману.

…А ты помнишь, как он уходил от нас в последний раз?..
Он появился тогда неожиданно, без предупрежденья.
Позвонил: «Я приеду». «Когда?». «Да прямо сейчас,
Я уже у калитки, выставляйте варенья-соленья».

Я свою жизнь проиграл нокаутом,
Проиграл все бои и все схватки…
Жизнь - преферанс, но ни одной «взятки»,
Жизнь как футбол, но голы все из аута.

В Гаспре, в чебуречной с видом на Ай-Петри,
Мы погружались в вечность в алкогольном ветре,
Мы погружались в счастье, в пахучий крымский рай,
И было нам от «Здравствуй» полшага до «Прощай».

Сестре Насте
Я умер где-то в Кунцево,
Двадцать шестого, днём,
Во время танца грустного