Илья Эренбург

Помню день, проведенный в Лукке,
Дым оливок, казавшийся серым,
Небо, полное мути,
Желтого зла и серы

Есть время камни собирать,
И время есть, чтоб их кидать
Я изучил все времена,
Я говорил: «на то война»,

Страшен свет иного века,
И недолго длится бой
Меж сутулым человеком
И божественной алчбой

Были вокруг меня люди родные,
Скрылись в чужие края
Только одна Ты, Святая Мария,
Не оставляешь меня

И дверцы скрежет: выпасть, вынуть
И молит сердце: где рука
И всё растут, растут аршины
От ваших губ и до платка

Когда замолкнет суесловье,
В босые тихие часы,
Ты подыми у изголовья
Свои библейские весы

Всё призрачно, и свет ее неярок
Идти мне некуда
Молчит беда
Чужих небес нечаянный подарок,

Настанет день, скажи — неумолимо,
Когда, закончив ратные труды,
По улицам сраженного Берлина
Пройдут бойцов суровые ряды

Города горят
У тех обид
Тонны бомб, чтоб истолочь гранит
По дорогам, по мостам, в крови,

Про первую любовь писали много,-
Кому не лестно походить на Бога,
Создать свой мир, открыть в привычной глине
Черты еще не найденной богини

Не мы придумываем казни,
Но зацепилось колесо —
И в жилах кровь от гнева вязнет,
Готовая взорвать висок

Был тихий день обычной осени
Я мог писать иль не писать:
Никто уж в сердце не запросится,
И тише тишь, и глаже гладь

Не туманами, что ткали Парки,
И не парами в зеленом парке,
Не длиной,— а он длиннее сплина,—
Не трезубцем моря властелина,—

Из-за деревьев и леса не видно
Осенью видишь, и вот что обидно:
Как было много видно, но мнимо,
Сколько бродил я случайно и мимо,

Из земной утробы Этновою печью
Мастер выплеснул густое серебро
На обугленные черные предплечья
Молодых подручных мастеров

Есть в Ленинграде, кроме неба и Невы,
Простора площадей, разросшейся листвы,
И кроме статуй, и мостов, и снов державы,
И кроме незакрывшейся, как рана, славы,