Константин Большаков

Трубами фабрик из угольной копоти
На моих ресницах грусть черного бархата
Взоры из злобы медленно штопает,
В серое небо сердито харкая

Вчера мы солнце хоронили

И в час, как к морю мы пришли,
О чём-то волны говорили

Влюбленный юноша с порочно-нежным взором,
Под смокингом легко развинченный брюнет,
С холодным блеском глаз, с изысканным пробором

Под небом кабаков, хрустальных скрипок в кубке
Растет и движется невидимый туман,
Берилловый ликер в оправе рюмок хрупких,
Телесно розовый, раскрывшийся банан

Воздух по-детски целуется
На деревьях развешены слёзы,
Пробивают, как скорлупу яйца,
Снег шаги

Мои глаза преддверье летней ночи,
В июле вечер, тюль из синевы

В них каждый миг становится короче,

«Выпили
Выпили
», — жалобно плачем ли
Мы, в атласных одеждах фигуры карт

Стою один в раздумьи
Властно море
Меня зовёт в неведомую даль

Восклицаньем светлых Ave
Ты наполни храм Мадонны
И к её незримой славе
Прикоснись мечтой влюблённой

Взмоторить вверх, уснуть на пропеллере,
Уснуть сюда, сюда закинув голову,
Сюда, сюда, где с серым на севере
Слилось слепительно голубое олово

Эсмерами, вердоми, труверит весна,
Лисилея полей элилой алиелит

Визизами визами снует тишина,

В час, когда гаснет закат и к вечеру,
Будто с мольбой протянуты руки дерев,
Для меня расплескаться уж нечему
В этом ручье нерасслышанных слов

Ник
Терзи-Терзиеву
Качели, качели печали, качели печали качали: «молчи»,
И в плаче печали качели качали, печали качели в ночи

Где люди молились когда-то
И рыли умершим могилы,
Там встали рядами солдаты
Чужою холодною силой

Осенней улицы всхлипы вы
Сердцем ловили, сырость лаская

Фольгу окон кофейни Филиппова

Смелый путь безумным только ведом,
Тем, кто чужд безумной суете,
Кто не ходит общим, мёртвым следом
И чужой не молится мечте