Почернела земля. Разгорелись поленья в ночь.
Взвыл волчицей набат, запылали сердца огнём.
У костра на коленях стояла шамана дочь
И молила богов заступиться за отчий дом.
Пугачи́ на макушках дубовых скребли язык,
Вековые осины внимали её словам.
В темноте за спиной у шаманки возник старик
И руками иссохшими обнял девичий стан.
Под прозрачными пальцами духа струилась дрожь.
«Непорочное тело! Живое!» — старик шептал.
Замолчала шаманка. И крепче схватила нож —
Расчертил на ключицах багряный узор ата́м.
Не подступится враг к поселенью её семьи —
Ворожба у порога собакой лежит цепной.
Шелестят заклинанья, костёр всё сильней дымит…
А в ушах у шаманки набата истошный вой.
Нагово́р на бесстрашье отцу своему под стать.
Капля жертвенной крови — свободы чужой цена.
На разбитых коленях, молясь, у костра стоять —
Для шаманки с рожденья дорога судьбы одна.
Не жалей и не плачь. Такова участь всех невест,
Кто своё тело отдал на откуп богам лесным.
Сталь вонзается в плоть и рисует меж рёбер крест.
Поглощают шаманку уголья и чёрный дым…
Обернувшись неясытью, дух в темноте исчез.
Отмолила несчастная смертью свой древний род.
Погребальным нарядом колодезной влаги всплеск.
Провожатых не видно. Лишь ворон о ней поёт.
/2023/
