Посвящены С-е Г-е К. 1Книга старинная, книга забытая, Ты ли попалась мне вновь
Глупая книга, слезами облитая,
В годы, когда, для любви не закрытая, Душа понимала любовь!
С страниц пожелтелых, местами разорванных, Что это веет опять?
Запах цветов ли, безвременно сорванных,
Звуки ли струн, в исступлении порванных, Святой ли любви благодать?
Что бы то ни было,— книга забытая, О, не буди, не
Муки заснувшие, раны закрытые...
Прочь твои пятна, годами не смытые, И прочь твоя сладкая ложь!
Ждешь ли ты слез?
Ожидания тщетные!— Ты на страницах
Слез сохранила следы неисчетные;
Были то первые слезы, заветные, Да что ж было проку от их?
В годы ли детства с моления шепотом, Ночью бессонной потом,
Лились те слезы с рыданьем и
Что мне за дело?
Изведан я опытом, С надеждой давно незнаком.
Знать я на суд тебя, книга лукавая, Перед рассудком готов
Ты содрогнешься пред ним как неправая:
Ты облила своей сладкой отравою Ряд даром прожитых годов... 2В час томительного бденья,
В час бессонного
О тебе мои моленья,
О тебе мои стенанья.
И тебя, мой ангел света,
Озарить молю я
Бедный путь — лучом привета,
Звуком ласкового слова.
Но на зов мой безответна
Тишина и тьма ночная...
Безраздельна,
Грусть бесплодная, больная!
Или то, что пережито,
Как мертвец, к стенаньям глухо,
Как эдем, навек
Для отверженного духа?
Отчего же сердце
Всё любви, не уставая,
И упорно память
Дней утраченного рая?
Отчего в часы томленья,
В ночь бессонную
О тебе мои моленья,
О тебе мои стенанья? 3Бывают дни...
В усталой и
Душе моей огонь, под пеплом скрытый,
Надежд, желаний вспыхнет...
Снова,
Больная грудь высоко подыматься,
И трепетать, и чувствовать готова,
И льются слезы...
С ними жаль расстаться,
Так хороши и сладки эти слезы,
Так верится в несбыточные грезы.
Одной тебе, мой ангел, слезы эти,
Одной тебе...
О, верь, ничто на
Не выжмет слез из глаз моих иное...
Пускай любви, пускай я воли жажду,
В спокойствие закован ледяное,
Внутри себя я радуюсь и стражду,
Но образ твой с очами
Встречаю я рыданьями глухими. 4То летняя ночь, июньская ночь то была,
Когда они оба под старыми липами вместе бродили
Казенная спутница страсти, по небу
Луна неизбежная...
Тихо листы говорили
Всё было как следует, так, как ведется всегда,
Они только оба о вздоре болтали тогда.
Две тени большие, две тени по старой
За ними бежали и тесно друг с другом сливались.
И эти две тени большие — молчали оне,
Но, видно, затем, что давно уж друг другу сказались;
И чуть ли две тени большие в таинственный
Не счастливей были, умней чуть ли не были их.
Был вечер тяжелый и душный... и вьюга в
Стучала печально... в гостиной свеча нагорела
Всё было так скучно, всё было так кстати темно
Лицо ее ярким румянцем болезни алело;
Он был, как всегда, и насмешлив, и холодно зол,
Зевая, взял шляпу, зевая, с обычным поклоном ушел.
И только...
Он ей не сказал на разлуку прости,
Комедией глупой не стал добиваться признанья,
И память неконченной драмы унес он в груди...
Он право хотел сохранить на хулу и роптанье
И долго, и глупо он тешился праздной хулой,
Пока над ним тешился лучше и проще другой. 5Есть старая песня, печальная песня одна,
И под сводом небесным давно раздается она.
И глупая старая песня — она надоела давно,
В той песне печальной поется всегда про одно.
Про то, как любили друг друга — человек и жена,
Про то, как покорно ему предавалась она.
Как часто дышала она тяжело-горячо,
Головою склоняяся тихо к нему на плечо.
И как божий мир им широк представлялся вдвоем,
И как трудно им было расстаться потом.
Как ему говорили:
Пускай тебя любит она
Вы не пара друг другу», а ей:
Ты чужая
И как умирал он вдали изнурен, одинок,
А она изнывала, как сорванный с корня цветок.
Ту глупую песню я знаю давно наизусть,
Но — услышу ее — на душе безысходная грусть.
Та песня — всё к тем же несется она небесам,
Под которыми весело-любо свистать соловьям,
Под которыми слышен страстный шепот
И к которым восходят испаренья цветов.
И доколе та песня под сводом звучит голубым,
Благородной душе не склониться во прахе пред ним.
Но, высоко поднявши чело, на вражду, на борьбу,
Видно, звать ей надменно всегда лиходейку-судьбу. 6Старинные, мучительные сны!
Как стук сверчка иль визг пилы железной,
Как дребезжанье порванной струны,
Как плач и вой о мертвом бесполезный,
Мне тягостны мучительные сны.
Зачем они так дерзко неотвязны,
Как ночи финские с их гнойной
Зачем они терзают грудь тоской?
Зачем безумны, мутны и бессвязны,
Лишь прожитым одним они полны
Те старые, болезненные сны? И от души чего теперь им надо?
Им — совести бичам и выходцам из ада, Со дна души подъявшимся змеям?
Иль больше нечего сосать им жадно там? Иль жив доселе коршун Прометея, Не разрешен с Зевесом старый спор, И человек, рассеять дым не смея,
Привык лишь проклинать свой страшный приговор? Или за миром призрачных явлений,
Нам тщетно суждено, бесплодно жизнь губя, Искать себя, искать тебя,
О разрушения зиждительного гений?
Пора, пора тебе, о демон мировой, Разбить последние
И кончить весь расчет с дряхлеющей землей...
Уже совершены подземные работы,
Основы сущего подкопаны давно...
Давно создание творцом осуждено, Чего ж ты ждешь еще?.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
