дело в том, что мне некому рассказать о боли
нет, не в этих огромных полотнах текстах
здесь хватает боли, здесь её даже с горкой
и прочтёт её кто-то, вдумается, оценит;
нет, вокруг меня много людей
и каждый готов меня выслушать, покивать и нахмурить брови
но ни разу не будет такого, чтоб кто-то понял;
я могу оставаться собой и рассказывать им как есть
я могу поиграть в другую,
наврать с три короба —
это неважно, степень желания мне помочь не играет роли
и мне некому рассказать свою боль в итоге;
потому я плачу в ванной, в остывшей воде и пене
потому я плачу, идя до киоска за бутербродом
мне неважно, насколько тёплая будет ванна
и неважно, чем я набью желудок сегодня вечером
потому что в самом глобальном, в самом значимом
я несчастна;
эти тексты — всего лишь тусклое отражение
настоящей, красной, мясистой боли
отравляющей каждый сосуд в моём ослабевшем теле;
дело в том, что я никогда не просила многого:
только слова, идущие из потока мысли,
хлеба с вином, да близкого человека
чтобы греться с ним в зиму и рваться к прохладе летом;
всё пошло не так, и тексты давно нестройны
а слова ненавистны, ибо они — пустое
хлеб с вином перестали меня насыщать и пьянить со временем
человек испарился за неимением чувства
и как говорится, «всё потеряло смысл»
а жить, «просто жить», как ответила маменька Маяковского
мне конечно же мало, мне очень мало;
дело в том, что мне некому рассказать свою боль за пределами этих строчек
дело в том, что она не становится меньше от этих строчек
дело в том, что мне обещают всего: от звёзд до посмертных лавр
и вагоны денег, и новой любви, которая лучше старой
только боль не становится меньше
ни чуть не меньше
и до новой волны её
я не знаю
сколько.
