Хранить стихи в коробке от ружья, в дорожной сумке - карту к изоляции. Он думал, что господняя швея его намеренно скроила из сырья, к какому люди не посмеют приближаться; Где чёрная материя в груди закрыта книгой и скрещёнными руками и всякий свет, что слишком близко проходил (будь он людьми, или огнями бригантин, хоть будь он песней, что впитал соборный камень) затягивался внутрь, словно пыль, и оседал весомыми вещами и в нём естественно смешались шторм и штиль, погожий день и самый страшный фильм и все трансмиттеры на свете отощали, проводники иссякли, провода провисли серо капиллярами покойных, как декорации шатались города и жгло нутро и всё попавшее туда уже никак не станет посторонним, наружным, внешним: лампочкой в порту, звездой над морем, голосом и взглядом. Владея светом, обнаружить слепоту, потерю цвета, видеть, как цветут весна и лица, ощущать лишь их утрату, тем пристальней заглядывать в окно больших и маленьких светил в своих чертогах. Он думал, что космический портной назло скроил его столь жадной глубиной, что мир реальный не предложит так же много. Так оставалось пялиться на свет внутри (вовне объём сменяет впалость) столь бесполезный, как закрытый лазарет.
И он хранил любовь в коробке от конфет,
тянул к ней провод,
а она не зажигалась.
