В кирзовых сапогах скользить по горной глине,
иль ставить формы с тестом к дотлевшим уголькам…
Муссонные дожди на Сихотэ-Алине
речной плавучий сор прибили к тальникам.
О, ропот шалых вод как будто с мыльной пеной,
к нам, в камералки рай — доходит по ночам.
Я ошеломлена безмерною, священной
тайгой; Борис наряды закрывал бичам —
при мне смиренны все, никто не богохульник.
Главвор глядит светло, как честный человек…
Все галечник на отмелях, на осыпях багульник,
(теперь переместились там даже русла рек!).
Там капюшон моей энцефалитки дымен,
и стланник волосам дал свой смолистый дым,
и в пасмурные дни пленительно-унывен
вид на водораздел и цепи гор за ним
черничные…
Лишь луч — тычинок блеск и трепет
в рододендрона нежно-кремовых цветках…
…Стрекозьих перекатов однообразный лепет.
Морковная дресва в столетних рухляках…
Простор и воля! Что еще мне было надо?
Всю жизнь прожить вот здесь, и более нигде.
И тихоокеанских облаков армада,
и хариус прозрачен — радужный! — в воде.
Спит в смертном сне Борис. И что ему там снится?
А, в сущности, не так дорога далека
от плачущей, с потекшей тушью на ресницах —
до девочки, смеясь, целующей щенка.
7-8 июля 2004 г.
