Здесь только пропасть, чтобы всем пропасть,
распяленная пасть, пустотный Папа
с родительской окоченелой лапой,
в лопатки вперивший конвойный глаз.
Я так боюсь, что ты могла упасть
уже давно - ни шороха, ни крика,
и за моей спиной слепое Лихо
бредет на птичьих лапах в темноте.
И боязно поддаться глухоте,
всеобщей, разделенной, непреложной,
и потерять тревожащий мотив,
мелодию пути долиной тени.
Поверить лжи, и самому быть люжью.
Поверить смерти, сделаться смертельным
для той, кого ты обещал спасти.
Мы призраки, нам тяжело идти.
Здесь только пропасть
про-
клясть
и обида.
Так страшно, что тебя совсем не видно,
не раздается ни шагов, ни шума.
Прости, прости, я сам тебя придумал
с тоски, из застоявшихся "люблю",
из каверны в ошеломлённом завтра.
Так говорю,
но это лишь слова,
не музыка, а стало быть, неправда.
Ты умерла, не больше, чем мертва.
А умершие движутся за мной,
не дышат в индевеющий затылок,
не шаркают, одаренные силой
не отставать.
И, знаю, за спиной,
не устаешь, бредёшь голодным зверем
за часом час.
Нет, я не повернусь, чтобы проверить.
Не в этот раз.