В неверном первом снеге декабря
в полсотни граней
бликует свод небес
И освященный временем обряд врачует раны...
Случайно нанесенные себе.
Врачует мысль о нажитом и данном, пустых надежд пустые закрома, когда святые воды Иордана сковала первозвестная зима. Хватает враз за шею и затылок и властно погружает в плоть воды, пока из инеистого кадила струится моровых курений дым - дыхание ушедших в этом дыме - мечтаний, веры, чаяний, молитв.
Как будто прокаженного гордыней глоток воды придонной исцелит?
Изъязвленные щеки и ладони, крошащиеся зубы и глаза. Ужели можно не воззваньем - стоном вернуть былое прежнее назад, сорвав его из губ, залитых клеем, с кровавой коркой, как сорвать замок.
И причаститься скорбью сожалений, коль получить прощения не смог.
И с тем идти сквозь дни, часы и даты, в морозной мгле и шорохе машин.
- Прости, прости, о Боже. Виновата...
В ответ "Иди. И боле не греши"
